29667
7
До Афганистана я был абсолютно уверен, что сапер ошибается только раз в жизни. Даже анекдоты на этот счет ходили – этакий веселый «черный юмор». Вот один: «Человеку свойственно ошибаться…» – издалека начал командир разговор с женой сапера. Или вот: «Единственная ошибка – и одна нога здесь, вторая там», – назидал командир молодым солдатам, прибывшим в саперную часть.
САПЕР ОШИБАЕТСЯ… ДВАЖДЫ
Но офицеры отельного инженерно-саперного батальона нашей 5-й мотострелковой дивизии только посмеялись над этим моим познанием. Они убедили меня, что сапер ошибается дважды: «Первый раз, это когда он принимает решение стать сапером».
В саперном деле без подобного «черного юмора» никак нельзя: так сказать, профессия обязывает. Ребята инсапбата этой своей (оригинальной) профессией очень гордились.
Ведь в Афганистане шла настоящая минная война. Она шла как бы параллельно войне мотострелково-артиллерийско-воздушной. Статистика: самые большие потери у наших войск были именно от подрывов на душманских минах, хотя принимались все, что ни есть, меры предосторожности. «Духи» свое дело знали. Но и мы были на высоте!
Наших саперов очень уважали, восхищались ими. Это были смелые и мужественные люди – профи, доки и асы своего дела. Благодаря их исключительному труду наши сторожевые заставы были надежно защищены минными постановками от нападения с любой стороны. И такой мысли, как пойти на штурм какой-либо заставы, у моджахедов даже и не возникало – это без преувеличения.
На километры вокруг были установлены различные мины – на «растяжках», выпрыгивающие, направленного действия и мины-ловушки. На больших площадях проводилось сплошное минирование минами-«лепестками», вертолетами и реактивными системами залпового огня «Ураган». «Лепесток», который представлял собой цветную маленькую полиэтиленовую подушечку, убить не мог, но кисть руки или ступню отрывал. Правда, басмачи вскоре нашли на них управу: подметали их метлами в кучи, а потом подрывали.
Но офицеры отельного инженерно-саперного батальона нашей 5-й мотострелковой дивизии только посмеялись над этим моим познанием. Они убедили меня, что сапер ошибается дважды: «Первый раз, это когда он принимает решение стать сапером».
В саперном деле без подобного «черного юмора» никак нельзя: так сказать, профессия обязывает. Ребята инсапбата этой своей (оригинальной) профессией очень гордились.
Ведь в Афганистане шла настоящая минная война. Она шла как бы параллельно войне мотострелково-артиллерийско-воздушной. Статистика: самые большие потери у наших войск были именно от подрывов на душманских минах, хотя принимались все, что ни есть, меры предосторожности. «Духи» свое дело знали. Но и мы были на высоте!
Наших саперов очень уважали, восхищались ими. Это были смелые и мужественные люди – профи, доки и асы своего дела. Благодаря их исключительному труду наши сторожевые заставы были надежно защищены минными постановками от нападения с любой стороны. И такой мысли, как пойти на штурм какой-либо заставы, у моджахедов даже и не возникало – это без преувеличения.
На километры вокруг были установлены различные мины – на «растяжках», выпрыгивающие, направленного действия и мины-ловушки. На больших площадях проводилось сплошное минирование минами-«лепестками», вертолетами и реактивными системами залпового огня «Ураган». «Лепесток», который представлял собой цветную маленькую полиэтиленовую подушечку, убить не мог, но кисть руки или ступню отрывал. Правда, басмачи вскоре нашли на них управу: подметали их метлами в кучи, а потом подрывали.
×
Саперы шутили, что имеются и такие мины, которые взрываются от того, что на них не таким взглядом посмотришь. А что, были же у нас на вооружении мины, которые реагировали на частоту человеческих шагов.
Самая простая мина – сигнальная. После того как кто-то цеплялся за натянутый провод – «растяжку», она начинала свистеть, выстреливая вверх осветительные огни. Местность, где их устанавливали, загодя была пристреляна. По ней мгновенно открывался сосредоточенный огонь. Никаких шансов противнику! Правда, в абсолютном большинстве случаев эти «сигналки» срабатывали на шакалов и дикобразов. Саперы вздыхали, но не особо расстраивались. Опять же шутили в том смысле, что не всякий американский миллиардер может похвастаться, что ел редкостный деликатес – жареное мясо дикобраза. А наши солдаты в иные дни едали его, как обыкновенную тушенку из говядины или свинины.
Самая простая мина – сигнальная. После того как кто-то цеплялся за натянутый провод – «растяжку», она начинала свистеть, выстреливая вверх осветительные огни. Местность, где их устанавливали, загодя была пристреляна. По ней мгновенно открывался сосредоточенный огонь. Никаких шансов противнику! Правда, в абсолютном большинстве случаев эти «сигналки» срабатывали на шакалов и дикобразов. Саперы вздыхали, но не особо расстраивались. Опять же шутили в том смысле, что не всякий американский миллиардер может похвастаться, что ел редкостный деликатес – жареное мясо дикобраза. А наши солдаты в иные дни едали его, как обыкновенную тушенку из говядины или свинины.
ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ «МИНЫ» ОТ ДУШМАНОВ
Не рискуя «по-каппелевски» (как в фильме «Чапаев») штурмовать наши сторожевые заставы, «духи» обстреливали их минометами или реактивными снарядами – эрэсами. Место, откуда их выпускали, быстро определялось и также обязательно минировалось.
По приказу после каждой установки мин должен был составляться в двух экземплярах формуляр минного поля. Один из них предписывалось отправлять в вышестоящий штаб. Но кто ж занимался такой «бумаготворческой живописью» при почти ежедневных разовых мино-постановках?!
Одну нашу сторожевую заставу душманы в прямом смысле слова достали. Обстрел эрэсами велся через день с трех разных точек. Снаряды запускались с 5–7-километрового расстояния. Китайские эрэсы устанавливались на мешки с песком, которые доставлялись на огневую позицию ишаками. С камней запускать было не с руки: снаряд мог резко изменить направление. И хотя точность моджахедского огня была минимальная (если и были попадания, то чисто случайные), но и с такой меткостью «духи» смогли разнести фосфорным снарядом единственную полевую кухню и серьезно повредить цистерну с водой. И пока новую кашеварню и водохранилку не подогнали, люди находились на грани выживания.
Вызвали артиллерийскую разведку и по траекториям определили точное место запуска. Местечки пристреляли. Но басмачи были хитрые. Эрэсы стали запускать с помощью… градусников. Разбирался обыкновенный ртутный градусник и вечером тонкий медный проводок клался на столбик. Утром, когда вставало солнце, ртуть поднимала проводок вверх, и замыкался контакт со вторым проводом. Пуск! Артиллерия открывала ответный огонь, но противника там не было.
Не рискуя «по-каппелевски» (как в фильме «Чапаев») штурмовать наши сторожевые заставы, «духи» обстреливали их минометами или реактивными снарядами – эрэсами. Место, откуда их выпускали, быстро определялось и также обязательно минировалось.
По приказу после каждой установки мин должен был составляться в двух экземплярах формуляр минного поля. Один из них предписывалось отправлять в вышестоящий штаб. Но кто ж занимался такой «бумаготворческой живописью» при почти ежедневных разовых мино-постановках?!
Одну нашу сторожевую заставу душманы в прямом смысле слова достали. Обстрел эрэсами велся через день с трех разных точек. Снаряды запускались с 5–7-километрового расстояния. Китайские эрэсы устанавливались на мешки с песком, которые доставлялись на огневую позицию ишаками. С камней запускать было не с руки: снаряд мог резко изменить направление. И хотя точность моджахедского огня была минимальная (если и были попадания, то чисто случайные), но и с такой меткостью «духи» смогли разнести фосфорным снарядом единственную полевую кухню и серьезно повредить цистерну с водой. И пока новую кашеварню и водохранилку не подогнали, люди находились на грани выживания.
Вызвали артиллерийскую разведку и по траекториям определили точное место запуска. Местечки пристреляли. Но басмачи были хитрые. Эрэсы стали запускать с помощью… градусников. Разбирался обыкновенный ртутный градусник и вечером тонкий медный проводок клался на столбик. Утром, когда вставало солнце, ртуть поднимала проводок вверх, и замыкался контакт со вторым проводом. Пуск! Артиллерия открывала ответный огонь, но противника там не было.
Вызвали саперов и заминировали все три вражеские позиции. Но обстрелы все равно продолжались.
Мало того, когда саперы снова поднялись в горы для дополнительного минирования, то были смертельно оскорблены! Мины были сняты, а на их месте душманы справили большую нужду, причем, извиняюсь за подробности, наложили впечатляющие кучи. Пришлось, снеся праведное негодование, устанавливать комплект мин «Охота» – тех самых, что срабатывали на шаги человека и взрывались, когда он входил в зону сплошного поражения.
Один старший лейтенант – сапер рассказал о принципе действия этих мин, в то время секретных. Всем же было интересно, что это за штуки такие, и владелец секрета долго не ломался, заставляя себя упрашивать раскрыть государственную тайну своим же сослуживцам. Уверенность в победе вселяли слова старлея, что японские батарейки к блоку питания он купил в афганской лавке – дукане. Так надежнее! Наши «пальчиковые» со склада, как обычно, были просроченные, а блок питания комплекта мин был устроен так, что при падении напряжения самоликвидировалась вся система. «Жалко, что такая вещь без дела пропадет», – сказал офицер.
Благодаря этому старлею «такая вещь» пропала не напрасно. Через пару дней вечером мы услышали взрыв. Поутру, поднявшись в горы, обнаружили два трупа, раненого ишака и боеприпасы. Обстрелы наконец прекратились.
Мало того, когда саперы снова поднялись в горы для дополнительного минирования, то были смертельно оскорблены! Мины были сняты, а на их месте душманы справили большую нужду, причем, извиняюсь за подробности, наложили впечатляющие кучи. Пришлось, снеся праведное негодование, устанавливать комплект мин «Охота» – тех самых, что срабатывали на шаги человека и взрывались, когда он входил в зону сплошного поражения.
Один старший лейтенант – сапер рассказал о принципе действия этих мин, в то время секретных. Всем же было интересно, что это за штуки такие, и владелец секрета долго не ломался, заставляя себя упрашивать раскрыть государственную тайну своим же сослуживцам. Уверенность в победе вселяли слова старлея, что японские батарейки к блоку питания он купил в афганской лавке – дукане. Так надежнее! Наши «пальчиковые» со склада, как обычно, были просроченные, а блок питания комплекта мин был устроен так, что при падении напряжения самоликвидировалась вся система. «Жалко, что такая вещь без дела пропадет», – сказал офицер.
Благодаря этому старлею «такая вещь» пропала не напрасно. Через пару дней вечером мы услышали взрыв. Поутру, поднявшись в горы, обнаружили два трупа, раненого ишака и боеприпасы. Обстрелы наконец прекратились.
ПРО ЛЮДЕЙ-«УРОДОВ»
Между тем кому война, а кому мать родна, или в семье не без урода. Через пару месяцев после этих событий в полк пришло письмо с таможни, в котором сообщалось о том, что при пересечении границы у одного из наших прапорщиков было конфисковано аж 40 градусников. 40! Было проведено очень конкретное расследование, но прапор постоянно твердил, что, проявляя искренние чувства воина-интернационалиста, хотел помочь афганскому госпиталю в Герате, а о запусках «каких-то» ракет при помощи градусников и не слыхивал.
Между тем кому война, а кому мать родна, или в семье не без урода. Через пару месяцев после этих событий в полк пришло письмо с таможни, в котором сообщалось о том, что при пересечении границы у одного из наших прапорщиков было конфисковано аж 40 градусников. 40! Было проведено очень конкретное расследование, но прапор постоянно твердил, что, проявляя искренние чувства воина-интернационалиста, хотел помочь афганскому госпиталю в Герате, а о запусках «каких-то» ракет при помощи градусников и не слыхивал.
Хотя это выглядело весьма неубедительно (у подавляющего большинства прапорщиков в те времена был авторитет хапуг), «искреннему воину-интернационалисту» удалось, как говорили у нас, отмазаться. Тогда ему объявили бойкот в части – никто не подавал ему руки, не говоря уж о том, чтобы выпить с ним в компании. Но это было не больно. Больнее было бы, если бы офицеры заставы смогли выполнить свое обещание и публично засунуть градусник прапорщику в «трещинку» – так мы называли место чуть пониже спины, но и здесь отмазавшемуся удавалось увиливать от заслуженной кары. Со временем же все как-то забылось.
Еще случай. Капитан и прапорщик возгорелись желанием «по-быстренькому» приобрести по видеомагнитофону (жуткий дефицит в те годы в Союзе!). А где ж «по-легкому» денег раздобыть? Не мудрствуя лукаво, задумали продать… топливозаправщик. В смысле не саму машину с цистерной, а содержимое последней. Самое интересное, «предприниматели» не слили топливо «оптом», а продавали его в одном из кишлаков на розлив. Керосин пользовался большим спросом у местного населения, и шесть тонн горючей жидкости «улетело» за пару часов по бочкам, канистрам, банкам, склянкам, бурдюкам и даже по полиэтиленовым пакетам. Вместо «видиков» – соответственно три и два года лишения свободы.
Но да хватит о подобных деятелях.
ОТ ГЕРОЙСКОЙ ГИБЕЛИ ДО НЕЛЕПОЙ ОДИН ШАГ
Очень большую опасность представляли мины на дорогах. В районе Кандагара, где находился наш знаменитый «пустынный» батальон, в провинциях Гильменд и Фарах были такие дороги, которые минировались каждую ночь. После их траления тягачами и танками движение колонны осуществлялось строго по колее. Отлично помню нашу наглядную агитацию в тех местах – столбы с плакатами: «Водитель! Съезд с колеи означает смерть!», «Опасная дорога! 1985 год – 39 подрывов».
Нехорошие чувства испытывали водители и старшие таких автомобилей, как «ГАЗ-66», «КамАЗ» и «МАЗ». Ведь кабина этих машин находилась прямо на колесах, которые могли наехать на мины. Правда, все зависело от мощности установленного заряда-фугаса.
Иногда «духи» оборачивали контакты взрывателя бумагой, клали доски и присыпали землей. После прохода нескольких машин бумага перетиралась, и раздавался взрыв – в середине колонны. Так погиб мой земляк старший лейтенант Борис Коданцев из Семков – городка, что под Минском. В инженерно-саперном батальоне он занимался полевым водоснабжением. Взрыв был такой силы, что Боря, который, как и полагалось, был в каске и бронежилете, пробил головой крышу «Урала» и упал в нескольких метрах от машины. Солдат, который первым подбежал к нему, при виде большой лужи крови и обезображенного тела повалился, потеряв сознание.
Самая массовая из вражеских мин – итальянская пластмассовая противотанковая мина «ТS-11.5». Миноискатель ее «не брал» – из металла там была только маленькая иголочка во взрывателе. Обнаружить «итальянку» было трудно, а если их и находили, то никто не спешил рисковать. Мины часто ставились на неизвлекаемость. Пошевелишь, даже тронешь – взрыв! Подрывали их накладным зарядом или снимали «кошкой» – веревкой с металлическими захватами на конце.
Очень большую опасность представляли мины на дорогах. В районе Кандагара, где находился наш знаменитый «пустынный» батальон, в провинциях Гильменд и Фарах были такие дороги, которые минировались каждую ночь. После их траления тягачами и танками движение колонны осуществлялось строго по колее. Отлично помню нашу наглядную агитацию в тех местах – столбы с плакатами: «Водитель! Съезд с колеи означает смерть!», «Опасная дорога! 1985 год – 39 подрывов».
Нехорошие чувства испытывали водители и старшие таких автомобилей, как «ГАЗ-66», «КамАЗ» и «МАЗ». Ведь кабина этих машин находилась прямо на колесах, которые могли наехать на мины. Правда, все зависело от мощности установленного заряда-фугаса.
Иногда «духи» оборачивали контакты взрывателя бумагой, клали доски и присыпали землей. После прохода нескольких машин бумага перетиралась, и раздавался взрыв – в середине колонны. Так погиб мой земляк старший лейтенант Борис Коданцев из Семков – городка, что под Минском. В инженерно-саперном батальоне он занимался полевым водоснабжением. Взрыв был такой силы, что Боря, который, как и полагалось, был в каске и бронежилете, пробил головой крышу «Урала» и упал в нескольких метрах от машины. Солдат, который первым подбежал к нему, при виде большой лужи крови и обезображенного тела повалился, потеряв сознание.
Самая массовая из вражеских мин – итальянская пластмассовая противотанковая мина «ТS-11.5». Миноискатель ее «не брал» – из металла там была только маленькая иголочка во взрывателе. Обнаружить «итальянку» было трудно, а если их и находили, то никто не спешил рисковать. Мины часто ставились на неизвлекаемость. Пошевелишь, даже тронешь – взрыв! Подрывали их накладным зарядом или снимали «кошкой» – веревкой с металлическими захватами на конце.
С минами были связаны и нелепые смерти. Зимой 1987 года на одной из боевых операций дивизии в районе Мусакалы заместитель командира полка ежедневно отчитывал начальника инженерной службы за отсутствие результата в работе: «Мать-размать, вы мне хоть одну мину найдите! Чем вы здесь занимаетесь? Под суд отдам, если кто-нибудь подорвется!»
Обнаружили несколько закладок. Половину начальник инженерной службы представил: вот, мол, нашли, да не одну. А остальные мины хитроумно припрятал: будут очередной раз матюкать, скажу, что только что нашел и снял. В палатке решил провести занятие по обезвреживанию мин с двумя прапорщиками-тыловиками и лейтенантом-врачом. Одиннадцать с половиной килограммов тротила разнесли людей на мелкие кусочки. Собирали в простыни то, что от них осталось, не имея возможности определить, чьего тела эта «деталь»…
Обнаружили несколько закладок. Половину начальник инженерной службы представил: вот, мол, нашли, да не одну. А остальные мины хитроумно припрятал: будут очередной раз матюкать, скажу, что только что нашел и снял. В палатке решил провести занятие по обезвреживанию мин с двумя прапорщиками-тыловиками и лейтенантом-врачом. Одиннадцать с половиной килограммов тротила разнесли людей на мелкие кусочки. Собирали в простыни то, что от них осталось, не имея возможности определить, чьего тела эта «деталь»…
СОБАКИ, СПАСАВШИЕ ЖИЗНИ СОЛДАТ
Всеобщей любовью в Афганистане пользовались наши четвероногие друзья – минно-разыскные немецкие овчарки. Обнаружив мину, собака садилась и принималась лаять. Дрессировали их так, что сдвинуть ее с места, пока рядом не был воткнут колышек с красным флажком, не мог даже ее солдат-вожатый.
Всеобщей любовью в Афганистане пользовались наши четвероногие друзья – минно-разыскные немецкие овчарки. Обнаружив мину, собака садилась и принималась лаять. Дрессировали их так, что сдвинуть ее с места, пока рядом не был воткнут колышек с красным флажком, не мог даже ее солдат-вожатый.
В Адраскане мне показали в вольере Дика, который ценой своих передних лап и множественных ранений спас жизнь солдату – рядом с противотанковой была установлена противопехотная мина. Глядя на умные, с тоской глаза собаки, становилось не по себе. По ходатайству офицеров состоялся приказ командующего 40-й армией, и Дик за боевые заслуги был официально оставлен на довольствии.
Правда, работали собаки в Афганистане от силы на половину своих возможностей: жуткая жара! Помню, как, побегав от обочины к обочине дороги, овчарка вернулась к нам и, подбегая к каждому из офицеров, роняя слюну с низко опущенного языка, скулила со слезами на глазах: мол, извините, не могу!..
Правда, работали собаки в Афганистане от силы на половину своих возможностей: жуткая жара! Помню, как, побегав от обочины к обочине дороги, овчарка вернулась к нам и, подбегая к каждому из офицеров, роняя слюну с низко опущенного языка, скулила со слезами на глазах: мол, извините, не могу!..
«РАЗРЕШИТЕ ЛИЗНУТЬ, АМЕРИКА!»
До сих пор в газетах и журналах исследователи афганской войны задаются вопросом: сколько же мин установили «за речкой» советские войска и сколько территории разминировали перед выводом, а сколько минных полей осталось нетронутыми? При этом – умышленно, нет ли – забывают, что через 10 с небольшим лет в Афганистан ввела свои войска Америка со своими союзниками, и вот уже без малого полтора десятилетия они там хозяйничают. Вряд ли воины дяди Сэма обходятся там без минных постановок.
Тут уместно сказать и вот о чем. Одними из первых в новой афганской войне США поддержали наши бывшие соотечественники – союзные республики. Как будто во времена СССР им мало приходило «цинков» из-за «речки», как будто мало хоронили в закрытых гробах останки тех, кого в клочья разносили душманские фугасы. Долго подыскивал, как назвать такой принцип внешней политики, но, кроме как «разрешите лизнуть, Америка!», ничего в голову не пришло.
Теперь этот оккупационный контингент свыше 40 стран называется «международными силами содействия безопасности». Всего свыше 120 тыс. человек. Выходить теперь будут. Ограниченный контингент советских войск в Республике Афганистан насчитывал чуть более 100 тысяч…
До сих пор в газетах и журналах исследователи афганской войны задаются вопросом: сколько же мин установили «за речкой» советские войска и сколько территории разминировали перед выводом, а сколько минных полей осталось нетронутыми? При этом – умышленно, нет ли – забывают, что через 10 с небольшим лет в Афганистан ввела свои войска Америка со своими союзниками, и вот уже без малого полтора десятилетия они там хозяйничают. Вряд ли воины дяди Сэма обходятся там без минных постановок.
Тут уместно сказать и вот о чем. Одними из первых в новой афганской войне США поддержали наши бывшие соотечественники – союзные республики. Как будто во времена СССР им мало приходило «цинков» из-за «речки», как будто мало хоронили в закрытых гробах останки тех, кого в клочья разносили душманские фугасы. Долго подыскивал, как назвать такой принцип внешней политики, но, кроме как «разрешите лизнуть, Америка!», ничего в голову не пришло.
Теперь этот оккупационный контингент свыше 40 стран называется «международными силами содействия безопасности». Всего свыше 120 тыс. человек. Выходить теперь будут. Ограниченный контингент советских войск в Республике Афганистан насчитывал чуть более 100 тысяч…
Ссылки по теме:
- Герои Афганской войны: Восстание советских военнопленных в Бадабере
- Советские военные плакаты
- Лучший танкист Советского Союза
- Дороги войны
- Невероятная история офицера Красной Армии (быль)
(901 ОДШБ)
-
-
Душманы - это не люди. Они живьем сдирали с пленных кожу ("красный тюльпан"), отрубали руки и ноги и так подбрасывали на дорогу...
Спасибо за пост.
Вечная память нашим ребятам не вернувшимся с той проклятой войны