990
1
Писатель и политик Эдуард Лимонов — о причинах оппозиционного настроения некоторых представителей отечественной эстрады
В последние дни мне всё названивали СМИ, уговаривали прокомментировать «новую песню Макаревича, в которой он называет своих противников глистами».
Надо сказать, что журналисты отвлекали меня от работы, а тут еще совсем низменные какие-то «глисты». Я очень злился и отказывался комментировать.
Но всё-таки они меня достали этими «глистами» так, что я и песни Макаревича прочел текст, и над самим феноменом прокиевских российских музыкантов стал раздумывать. Ниже следует итог этих моих раздумий.
Макаревич, Арбенина, кто-то там еще, добавьте сами...
Занятие популярной музыкой не предполагает ума.
Если он есть от природы, ум, можно только порадоваться за них — тех, у кого есть. Но чаще его нет, ум заменяет известность. Вроде если человек известен, то предполагается, что он наделен этими качествами. Да вовсе не так, с чего вы взяли?
Занятие музыкой, да еще такой простецко-гитарной, не предполагает обладания знанием мировой истории, например, или основ политики или психологии политики, или психологии войны.
А чувство патриотизма? Ну, оно не всем от рождения дано, смотря в какой среде воспитан человек.
У иных оно начисто отсутствует.
Что такое русская звезда-музыкант?
Ну, прежде всего он ограничен в своей звездности русским языком, который хоть и великий, но не шибко распространенный. То есть русская звезда-музыкант — это урезанная звезда с ограниченным радиусом свечения. От этого ограничения наши звезды с комплексами.
Еще одна особенность наших популярных идолов песни — это устарелая, как правило, образность. Надрыв до слезы, это есть, но рядом и черный ворон, и черные очи, и обязательно кони, этакая казацко-ямщицкая романтика.
Где они, кони, сегодня? В последний раз когда вы видели коня в Москве? Устарелая образность — это признак вялой талантливости, нулевой, можно сказать.
Правда, Макаревич вот освежил русскую песню «глистами». Есть еще паразит кишечника солитёр.
Музыканты у нас (так же как и актеры, кстати сказать) — самоупоенные, самолюбивые ребята, привыкшие к своему особому статусу. Хамоватость, высокомерие, самодурство — их отличительные особенности, что называется, «бренд». Сколько их скандалов, глупых и пьяных, мы наблюдали и наблюдаем...
Эти люди выполняли лет по 20 кое-как свою второстепенную работу и приобрели известность и средства. Они жили вольно, вдоволь пили, ели и имели благодаря поклонницам и поклонникам привилегированную личную жизнь.
Начинали они еще в советское время с задиристого, но совсем не опасного для них или еле опасного противостояния с уже тогда беззубой советской властью. Запомним, противостояние, пусть лишь поза, — для них непременный профессиональный признак.
Почему противостояние? Помимо ставшего традицией безопасного конфликта с советской властью, всем им вечный пример мегастар Джон Леннон. Этот был за мир и против войны (кстати, это вовсе не абстрактная война, против которой он был, — война во Вьетнаме: вьетнамцы не народ английского языка, а в Донбассе все говорят по-русски, ощутимая разница в мотивации), и наши наглые звезды подражают ему слепо.
Подражание по причине обожания кумира, так сказать. Выработался стереотип — какой же это рок-н-ролльщик без конфликта с властью. На деле конфликт тщедушный. И на конфликт не похож. В ряде случаев даже похож на милое сосуществование. Но так надо.
В случае прокиевской их ориентации: они не особо поняли, что произошло в феврале 2014-го, поскольку, я же говорю, не шибко умные.
Они привычно поперли в новый бандеровский Киев, как ездили в старый, ющенковский и януковический, где в любом случае часто гастролировали в последние 23 года. Там же русский язык, там они звезды, это тебе не Европа, где на их концерты приходят только эмигранты из России.
Там их деньги! И как не сказать что-нибудь приятное дорогим хозяевам! Невежливо не поблагодарить и непрактично не сказать комплимент в их адрес. Они же деньги за билет выложили. И аплодируют вполне неистово.
Правда, много дюжих ребят в зале, отпускников с фронта, сменивших для похода на концерт офицерское хаки на футболки.
Правда, в Донбассе несчастные пенсионеры на улицах мёртвенькие после обстрелов украинской артиллерии сотнями лежат, кое-как прикрытые простынями... И даже неглубокий ум всё-таки связал бы отпускников в зале с трупами стариков в Донбассе.
Но они же неумные. И наглые. И безответственные. И у них там деньги, они там зарабатывают деньги!
Они не врубаются, что всё серьезно.
Что если им раньше всё народ прощал, то сейчас не прощает. Время придурков кончилось.
Пора держать ответ за свои штучки-дрючки.
Вы ж не дети, в конце концов.
Надо сказать, что журналисты отвлекали меня от работы, а тут еще совсем низменные какие-то «глисты». Я очень злился и отказывался комментировать.
Но всё-таки они меня достали этими «глистами» так, что я и песни Макаревича прочел текст, и над самим феноменом прокиевских российских музыкантов стал раздумывать. Ниже следует итог этих моих раздумий.
Макаревич, Арбенина, кто-то там еще, добавьте сами...
Занятие популярной музыкой не предполагает ума.
Если он есть от природы, ум, можно только порадоваться за них — тех, у кого есть. Но чаще его нет, ум заменяет известность. Вроде если человек известен, то предполагается, что он наделен этими качествами. Да вовсе не так, с чего вы взяли?
Занятие музыкой, да еще такой простецко-гитарной, не предполагает обладания знанием мировой истории, например, или основ политики или психологии политики, или психологии войны.
А чувство патриотизма? Ну, оно не всем от рождения дано, смотря в какой среде воспитан человек.
У иных оно начисто отсутствует.
Что такое русская звезда-музыкант?
Ну, прежде всего он ограничен в своей звездности русским языком, который хоть и великий, но не шибко распространенный. То есть русская звезда-музыкант — это урезанная звезда с ограниченным радиусом свечения. От этого ограничения наши звезды с комплексами.
Еще одна особенность наших популярных идолов песни — это устарелая, как правило, образность. Надрыв до слезы, это есть, но рядом и черный ворон, и черные очи, и обязательно кони, этакая казацко-ямщицкая романтика.
Где они, кони, сегодня? В последний раз когда вы видели коня в Москве? Устарелая образность — это признак вялой талантливости, нулевой, можно сказать.
Правда, Макаревич вот освежил русскую песню «глистами». Есть еще паразит кишечника солитёр.
Музыканты у нас (так же как и актеры, кстати сказать) — самоупоенные, самолюбивые ребята, привыкшие к своему особому статусу. Хамоватость, высокомерие, самодурство — их отличительные особенности, что называется, «бренд». Сколько их скандалов, глупых и пьяных, мы наблюдали и наблюдаем...
Эти люди выполняли лет по 20 кое-как свою второстепенную работу и приобрели известность и средства. Они жили вольно, вдоволь пили, ели и имели благодаря поклонницам и поклонникам привилегированную личную жизнь.
Начинали они еще в советское время с задиристого, но совсем не опасного для них или еле опасного противостояния с уже тогда беззубой советской властью. Запомним, противостояние, пусть лишь поза, — для них непременный профессиональный признак.
Почему противостояние? Помимо ставшего традицией безопасного конфликта с советской властью, всем им вечный пример мегастар Джон Леннон. Этот был за мир и против войны (кстати, это вовсе не абстрактная война, против которой он был, — война во Вьетнаме: вьетнамцы не народ английского языка, а в Донбассе все говорят по-русски, ощутимая разница в мотивации), и наши наглые звезды подражают ему слепо.
Подражание по причине обожания кумира, так сказать. Выработался стереотип — какой же это рок-н-ролльщик без конфликта с властью. На деле конфликт тщедушный. И на конфликт не похож. В ряде случаев даже похож на милое сосуществование. Но так надо.
В случае прокиевской их ориентации: они не особо поняли, что произошло в феврале 2014-го, поскольку, я же говорю, не шибко умные.
Они привычно поперли в новый бандеровский Киев, как ездили в старый, ющенковский и януковический, где в любом случае часто гастролировали в последние 23 года. Там же русский язык, там они звезды, это тебе не Европа, где на их концерты приходят только эмигранты из России.
Там их деньги! И как не сказать что-нибудь приятное дорогим хозяевам! Невежливо не поблагодарить и непрактично не сказать комплимент в их адрес. Они же деньги за билет выложили. И аплодируют вполне неистово.
Правда, много дюжих ребят в зале, отпускников с фронта, сменивших для похода на концерт офицерское хаки на футболки.
Правда, в Донбассе несчастные пенсионеры на улицах мёртвенькие после обстрелов украинской артиллерии сотнями лежат, кое-как прикрытые простынями... И даже неглубокий ум всё-таки связал бы отпускников в зале с трупами стариков в Донбассе.
Но они же неумные. И наглые. И безответственные. И у них там деньги, они там зарабатывают деньги!
Они не врубаются, что всё серьезно.
Что если им раньше всё народ прощал, то сейчас не прощает. Время придурков кончилось.
Пора держать ответ за свои штучки-дрючки.
Вы ж не дети, в конце концов.
Источник:
Ссылки по теме:
- Невероятные фотографии далекого космоса
- 15 самых эпических драк современных политиков
- Интересные факты, которые являются ложью
- Интересные факты о крови
- Интересные факты о Байкало-Амурской магистрали
Новости партнёров
реклама
В тот момент когда многие только хлеб могли себе позволить.
Его и тогда это не смущало!!!
В России часто говорили о сексуальных преимуществах черных перед белыми. Легенды рассказывали о размерах их членов. И вот это легендарное орудие передо мной. Несмотря на самое искреннее желание любви с ним, любопытство мое тоже выскочило откуда то из меня и глазело. «Ишь ты, черный совсем, или с оттенком», — впрочем, не очень хорошо было видно, хотя я и привык к темноте. Член у него был большой. Но едва ли намного больше моего. Может, толще. Впрочем, это на глаз. Любопытство спряталось в меня. Вышло желание.
Психологически я был очень доволен тем, что со мной происходило. Впервые за несколько месяцев я был в ситуации, которая мне целиком и полностью нравилась. Я хотел его [мат] в свой рот. Я чувствовал, что это доставит мне наслаждение, меня тянуло взять его [мат] к себе в рот, и больше всего мне хотелось ощутить вкус его спермы, увидеть, как он дергается, ощутить это, обнимая его тело. И я взял его [мат] и первый раз обвел языком напряженную его головку. Крис вздрогнул.
Я думаю, я хорошо умею это делать, очень хорошо, потому что от природы своей человек я утонченный и не ленивый, к тому же я не гедонист, то есть не тот, кто ищет наслаждения только для себя, кончить во что бы то ни стало, добиться своего оргазма и все. Я хороший партнер — я получаю наслаждение от стонов, криков и удовольствия другого или другой. Потому я занимался его членом безо всяких размышлений, всецело отдавшись чувству и повинуясь желанию. Левой рукой я, подобрав снизу, поглаживал его яйца. Он постанывал, откинувшись на руки, постанывал тихо, со всхлипом. Может быть, он произносил «О май Гат!» Постепенно он очень раскачался и подыгрывал мне бедрами, посылая свой [мат] мне поглубже в горло. Он лежал чуть боком на песке, на локте правой руки, левой чуть поглаживая мою шею и волосы. Я скользил языком и губами по его члену, ловко выводя замысловатые узоры, чередуя легкие касания и глубокие почти заглатывания его члена. Один раз я едва не задохнулся. Но и этому я был рад.
Что происходило с мои членом? Я лежал животом и членом на песке, и при каждом моем движении тер его о песок сквозь мои тонкие джинсы. [мат] мой отзывался на все происходящее сладостным зудением. Вряд ли я хотел в тот момент еще чего нибудь. Я был совершенно счастлив. Я имел отношения. Другой человек снизошел до меня, и я имел отношения. Каким униженным и несчастным я был целых два месяца. И вот наконец. Я был ему страшно благодарен, мне хотелось, чтоб ему было очень хорошо, и я думаю, ему было очень хорошо. Я не только поместил его крепкий и толстый [мат] у себя во рту, нет, эта любовь, которой мы занимались, эти действия символизировали гораздо большее — символизировали для меня жизнь, победу жизни, возврат к жизни. Я причащался его [мат], крепкий [мат] парня с 8 й авеню и 42 й улицы, я почти не сомневаюсь, что преступника, был для меня орудие жизни, сама жизнь. И когда я добился его оргазма, когда этот фонтан вышвырнулся в меня, ко мне в рот, я был совершенно счастлив. Вы знаете вкус спермы? Это вкус живого. Я не знаю ничего более живого на вкус, чем сперма.
В упоении я вылизал всю сперму с его [мат] и яиц, то, что пролилось я подобрал, подлизал и поглотил. Я разыскал капельки спермы между его волос, мельчайшие я отыскал.
Я думаю, Крис был поражен, вряд ли он понимал, конечно, он не понимал, не мог понимать, что он для меня значит и его поражал энтузиазм, с каким я все это проделал. Он был мне благодарен, со всей нежностью, на какую он был способен, гладил мою шею и волосы, лицом я уткнулся в его пах, и лежал не двигаясь, так вот он гладил меня руками и бормотал «Май бэби, май бэби!»
Слушайте, есть мораль, есть в мире приличные люди, есть конторы и банки, есть постели, в них спят мужчины и женщины, тоже очень приличные. Все происходило и происходит в одно время. И были мы с Крисом, случайно встретившиеся здесь, в грязном песке, на пустыре огромного Великого города, Вавилона, ей Богу, Вавилона, и вот мы лежали и он гладил мои волосы. Беспризорные дети мира.
Я никому не был нужен, больше чем за два месяца никто и рукой не прикасался ко мне, а тут он гладил меня и говорил: «Мой мальчик, мой мальчик!» Я чуть не плакал, несмотря на свой вечный гонор и иронию я был загнанное существо, вконец загнанное и усталое, и нужно мне было именно это — рука другого человека, гладящая меня по голове, ласкающая меня. Слезы собирались, собирались во мне и потекли. Его пах отдавал чем то специфически мускусным, я плакал, глубже зарываясь лицом в теплое месиво его яиц, волос и [мат]. Я не думаю, чтоб он был сентиментальным существом, но он почувствовал, что я плачу, и спросил меня почему, насильно поднял мое лицо и стал вытирать его руками. Здоровенные были руки у Криса.
[мат] жизнь, которая делает нас зверями. Вот мы сошлись здесь в грязи и нам нечего было делить. Он обнял меня и стал успокаивать. Он делал все так, как я хотел, я этого не ожидал. Когда я волнуюсь, у меня поднимаются все волоски на теле, как бы мельчайшие уколы, сотни, тысячи мельчайших уколов поднимают мои волоски, мне становится холодно и я дрожу. Впервые за долгое время я не относился к себе с жалостью. Я обнимал его за шею, он обнимал меня, и я сказал ему: «Ай эм Эди. У меня никого нет. Ты будешь любить меня? Да? И мы всегда будем вместе? Да?»
Он сказал: — Да, бэби, да, успокойся.
Тогда я оторвался от него, нырнул правой рукой в сапог и вытащил мой нож. «Если ты изменишь мне, — с еще не высохшими слезами на глазах сказал я ему, — я зарежу тебя!» По слабому знанию английского языка все это звучало очень тарабарски, такая сложная фраза, но он понял. Он сказал, что не изменит.
Я сказал ему: — Дарлинг!
Он сказал: — Май бэби!
— Мы будем всегда ходить с тобой вместе и не расставаться, да? — сказал я.
— Да, бэби, всегда вместе, — сказал он серьезно.
Я не думаю, чтобы он врал. У него были свои дела, но я, [мат] от одиночества, ему подходил. Это не значило, что мы навеки соединялись в наших отношениях. Просто сейчас я был нужен ему, я мог бы с ним встречаться, он бы меня ждал в барах или просто на улицах, может быть и наверняка я принял бы участие в каких то его делах, возможно, криминальных. Мне было все равно, каких делах, я хотел этого — это была жизнь, я был нужен жизни, пусть такой, да какой угодно, но нужен. Он брал меня, я был совершенно счастлив, он брал меня. Мы разговаривали. Тогда то я и узнал, что его зовут Крис. Он сказал, что утром мы пойдем к нему, туда, где он живет, но ночь мы должны пересидеть здесь. Я не стал расспрашивать, почему, с меня было достаточно того, что он предложил мне жить у него. Я был как собака, опять нашедшая хозяина, я перегрыз бы сейчас за него глотку любому полицейскому или кому угодно.
Мы вполголоса беседовали на том же тарабарском языке. Иногда я забывался и начинал говорить по русски. Он тихонько смеялся и я тут же научил его нескольким словам по русски. Это не были с точки зрения порядочного человека хорошие слова, нет, это были плохие слова — [мат], любовь, и еще что то в том же духе.
Мне захотелось его среди этой беседы, я совсем распустился, я черт знает что начал творить. Я стащил с себя брюки, мне хотелось, чтоб он меня [мат]. Я стащил с себя брюки, стащил сапоги. Трусы я приказал ему разорвать на мне, мне хотелось, чтоб он именно разорвал, и он послушно разорвал на мне мои красные трусики. Я отшвырнул их далеко в сторону.
В этот момент я действительно был женщиной, капризной, требовательной и наверное соблазнительной, потому что я помню себя игриво вихляющим своей попкой, упершись руками в песок. Моя оттопыренная попка, которой оттопыренности завидовала даже Елена, она делала что то помимо меня — она сладостно изгибалась, и помню, что ее голость, белость и беззащитность доставляли мне величайшее удовольствие. Думаю, это были чисто женские ощущения. Я шептал ему: «Фак ми, фак ми, фак ми!»
Крис тяжело дышал. Думаю, я до крайности возбудил его. Я не знаю, что он сделал, возможно, он смочил свой [мат] собственной слюной, но постепенно он входил в меня, его [мат]. Это ощущение заполненности я не забуду никогда. Боль? Я с детства был любитель всевозможных диких ощущений. Еще до женщин, мастурбирующим подростком, бледным онанистом, я придумал один самодельный способ — я вставлял в анальное отверстие всякие предметы, от карандаша до свечки, иногда довольно толстые предметы — этот двойной онанизм — [мат] и через анальное отверстие был, помню, очень животным, очень сильным и глубоким. Так что его [мат] в моей попке не испугал меня, и мне не было очень больно даже в первое мгновение. Очевидно, я расстянул свою дырочку давно. Но восхитительное чувство заполненности — это было ново.
Он [мат] меня, и я начал стонать. Он [мат] меня, а одной рукой ласкал мой член, я ныл, стонал, изгибался и стонал громче и сладостней. Наконец, он сказал мне: «Тише, бэби, кто нибудь услышит!» Я ответил, что я ничего не боюсь, но подумав о нем, все же стал стонать и охать тише.
Я вел себя сейчас в точности так же, как вела себя моя жена, когда я [мат] ее. Я поймал себя на этом ощущении, и мне подумалось: «Так вот какая она, так вот какие они!», и ликование прошло по моему телу. В последнем судорожном движении мы зарылись в песок и я раздавил свой оргазм в песке, одновременно ощущая горячее жжение внутри меня. Он кончил в меня. Мы в изнеможении валялись в песке. [мат] мой зарылся в песок, его приятно кололи песчинки, чуть ли не сразу он встал вновь.
Потом одевшись, мы устроились поудобнее чтобы спать. Он занял свое прежнее место у стены, а я устроился возле, положив голову ему на грудь, и обнявши его руками за шею — позу эту я очень люблю. Он обнял меня и мы уснули…
Отрадно, что флаг Новороссии для тебя стал великим. А ведь всего год назад для тебя великими были желто-блакитный, флаг ЕС и США. Что с человеком кризис делает.
Кто ещё не знает чего он из себя представляет.
но почему-то напомнило: