«Письма мёртвого человека». Советский постапокалипсис, не имеющий аналогов на Западе

В 1986 году, когда в СССР уже наступила «перестройка», на экраны советских и мировых кинотеатров вышел дебютный полнометражный фильм режиссёра Константина Лопушанского «Письма мёртвого человека», рассказывающий о жизни после ядерной войны. Чуть ранее в том же году произошла чернобыльская катастрофа, из-за чего картина вызвала особенно широкий резонанс. Впрочем, этой ленте в любом случае суждено было стать классикой.

В фильме Лопушанского показан жуткий разрушенный мир, в котором люди живут под землёй, а на поверхность выходят только в костюмах химзащиты и противогазах. Главный герой, лауреат Нобелевской премии Ларсен (Ролан Быков), вместе с больной женой и коллегами-учёными обитает в подвалах исторического музея. Представители науки пытаются осмыслить произошедшую с миром трагедию, но скорее для того, чтобы придать хоть какой-то смысл своему безрадостному существованию. Тем временем остатки государства, сосредоточенные в так называемом «центральном бункере», планируют «глубокую консервацию» и осматривают население на предмет пригодности для этого подземного «ковчега».

Показанный в фильме мир производит незабываемое впечатление. Создателям удалось найти сочную натуру и построить вокруг неё настоящий постапокалиптический ад. Мы видим руины, грязь и валяющиеся тут и там трупы, через которые пробирается человек в противогазе. Сильный ветер треплет одежду на мёртвых телах, а монохромное изображение только усиливает гнетущий эффект безысходности. Перед нами нечто удивительно реальное, чего не бывает в голливудском кино: мы словно ощущаем кожей дуновения холодного воздуха и увязаем ногами в грязи, стараясь не наступить на ковёр из менее (или более) удачливых соплеменников.

Конечно, на Западе тоже не раз показывали разрушенный глобальной катастрофой мир. Нечто похожее по задумке можно увидеть в дебютном фильме Люка Бессона «Последняя битва» (Le dernier combat), вышедшем на три года раньше «Писем», но французская картина это скорее красивая европейская притча с аллюзиями на Средневековье, а вот лента Лопушанского — беспощадная и обыденная реальность.

Забавные параллели просматриваются и с «Терминатором» (The Terminator) Джеймса Кэмерона: герой Быкова, пробираясь по руинам, прячется от прочёсывающих местность солдат и даже вертолёта, что очень напоминает сцены войны с машинами из голливудского экшена. Принципиальное отличие здесь, опять же, в стремлении к эффектности: если у Кэмерона мы видим голые черепа, на которые наступает железная нога или наезжает гусеница, то у Лопушанского просто бесформенные трупы, сваленные посреди луж и грязи. В одной из сцен на лицо покойника лопатой бросают землю. Это кощунство, почти табуированное в западном кино, — но без этого реальность показать нельзя.

В «Письмах мёртвого человека» есть даже попадание в современную злобу дня: в отличие от своего коллеги, Ларсен решает не надевать тряпичную маску, а потом демонстрирует схожее отношение и к «куар-коду» (пропуску в центральный бункер).

Единственная нелепость в картине Лопушанского — место действия. Судя по всему, нам показывают США, хотя ничего американского в героях нет в помине. Видимо, таково было требование цензуры, но в итоге фильм выражает стопроцентно русские культурные коды: депрессивный реализм и поиски вселенской правды (напоминая фильмы Тарковского — учителя Лопушанского). Оттуда же религиозно-символическая концовка «Писем» — может быть, не слишком оригинальная (по крайней мере, на фоне «Двенадцати» Блока), но всё равно принадлежащая к серьёзному искусству.

«Письма мёртвого человека» — бесспорная классика отечественного кино, которую надо знать и которой следует гордиться, приводя её в пример всем тем, для кого советский кинематограф ограничивается «Приключениями Шурика», а всё самое качественное сняли в Голливуде.