Модель психологической травмы в когнитивной гипнотерапии

В данной статье, автор предлагает модель травматического опыта, а как мы позже увидим, и просто дезадаптивного научения, на основе современных сетевых моделей когнитивных процессов.

Данная модель, как представляется, сможет интегрировать в себе как психодинамический, так и чисто поведенческий компонент – направления, которые долгие годы противостоят друг другу. Кратко резюмируем различия данных направлений.

Психодинамическое направление предполагает наличие в человеке определенного вида энергии (чаще всего, это абстрактная энергия, и именно поэтому подобные направления редко подпадают под научные критерии). В здоровом состоянии эта энергия протекает свободно и направляется на реализацию наших сознательных целей, устремлений, намерений, потребностей. В случае невроза, по тем или иным причинам, ток энергии прерывается и уже не может быть направлен в продуктивное русло. Однако, энергия не исчезает, она накапливается и требует своего выхода, который она и находит в невротическом симптоме. Например, индивид сбрасывает свои стресс и тревогу через навязчивые действия, или отказ от агрессии приводит к гипертонии. Психодинамическое направление действительно способно объяснить формирование подобных заболеваний, в то время как с заболеваниями вызванными условно-рефлекторными связями обычно возникают проблемы. Например, фобия в психодинамическом направлении объясняется фиксацией либидо на индифферентном объекте, т.е. предполагается, что человек «спускает пар» или, реализовывает свое чувство страха, только в ситуации встречи с фобическим стимулом. И данное положение легко опровергнуть, ведь та самая энергия, это энергия потребности, которая накапливается в нашем организме (например, в случае фрейдисткого психоанализа – это сексуальная энергия либидо, обусловленная сексуальной потребностью), таким образом, в какой-то момент если человек не встречается с фобическим стимулом энергия достигнув своего порога так или иначе должна выйти наружу, однако этого почему то не происходит. Или другой пример, если мы говорим об энергетическом балансе, то предполагается, что мы можем сбросить накопившуюся энергию в то или иное русло, следовательно, после этого ее уровень будет снижен и он не сможет так легко выходить наружу. То есть в этой ситуации мы могли бы просто сильно напугать фобического больного, а потом сразу же поместить его в фобическую ситуацию, и он просто не смог бы боятся, так как «запас» страха был бы исчерпан, однако и этого не происходит. Помимо этих простых логических доводов проводились и серьезные эксперименты, которые четко указывают на неправомерность многих психодинамических заключений. Например, группой ученых наблюдалось развитие мальчиков кастратов, которое в соответствии с классической теорией стадий психосексуального развития З. Фрейда, должно было бы крайне исказиться, так как в силу особенностей таких людей, выработка либидо была бы для них проблематичной задачей и уж тем более не соответствовала бы стадиям развития предложенным З. Фрейдом. Однако, как оказалось, факт кастрации никак не влияет на их развитие. На других экспериментах мы останавливаться не будем, повторим лишь позитивную часть данного направления: оно действительно способно объяснить происхождение симптома там, где поведенческая психология бывает бессильна, т.е. в ситуациях, где нет конкретного внешнего, либо мысленного стимула, где обострение происходит само по себе, периодически. И у этого также, как и у поведенческой науки есть своя доказательная база.

В частности, большинство адекватных психодинамических направлений подразумевают под «энергией», именно энергию потребности, а проще говоря потребности сами по себе. К. Лоренц доказал, что потребности имеют циклический характер, и что в какой-то момент им необходим выплеск (например, как ситуация, когда накопленный на работе стресс, заставляет мужчину по приходу домой кричать на жену). Он также показал, что потребности не имеют четкого характера разрядки, а могут проявляться в смещенном поведении. В частности, у животных это может проявится как неожиданной переход от борьбы за доминирование к сексу или к клеванию, которые в ситуации, когда перед тобой стоит противник, совершенно неуместны.

Другим важным теоретическим базисом здесь стала теория доминанты А.А. Ухтомского. Он показал, что наш организм реагирует не автоматически на внешние стимулы, а является целенаправленной системой, которая направляется комплексом возбуждений под названием «доминанта». В свою очередь, доминанта также возникает под влиянием потребности. Например, в какой-то момент у нас снижается уровень глюкозы в крови, что приводит к возбуждению центра голода в головном мозге, это возбуждение постепенно нарастает и становится доминирующим. Далее доминанта переходит на следующий этап – этап образования условного рефлекса, когда вы оцениваете окружающую обстановку и ищете подходящие стимулы, чтобы удовлетворить ваше чувство голода. В конце концов, доминанте необходима разрядка, ведь она подготавливает вас на активные действия (в данном случае на поиск пищи). Разрядка происходит через, соответствующее данной потребности, поведение и двигательную активность.

Стоит продемонстрировать еще на одном примере. Предположим, вы школьник, которого задирает другой мальчик. В момент, когда на вас обращена агрессия, у вас в мозгу активируются центры ответственные за ответное поведение (большую роль здесь играет миндалина), и на основе анализа ваш мозг решает, как поступить. Предположим, вам очень обидно, и вы хотите ударить обидчика, в этот момент доминанта, ответственная за агрессию уже давно образовалась и теперь она готовит ваш организм к активным действиям, заставляется выделяться адреналин, повышает частоту сердцебиения и т.д. В этот момент вы бьете обидчика, действие реализовывается, что запускает тормозные механизмы в вашем мозге, доминанта затухает. Но может быть и так, что, желая ответить обидчику, вы вместо этого думаете, что вас могут наказать, у вас опять же выделяются все соответствующие гормоны, возникает напряжение мышц и одышка, но действие вы не производите. В итоге вы уходе с «поля боя» в состоянии возбуждения. Основной вопрос «что произойдет дальше?». А дальше можно сослаться на разработанные в психодинамическом направлении механизмы защиты психики, которые могут быть более или менее развитыми. Например, вы можете отойти от своего врага и со злости ударить в стену, тем самым сбросив напряжение. Вы можете выразить свой гнев в искусстве (сублимация). Вы также можете ударить самого себя (ретрофлексия). Но вы можете и ничего не делать. И последний вариант – худший из рассмотренных, так как возбуждение в вашем теле начинает жить своей жизнью, сохраняется напряжение в мышцах, повышается давление и частота сердцебиения. Таким образом мы можем видеть наглядный пример работы психодинамической теории: невыраженная эмоция (потребность), реализуется в ином ключе, и при постоянном повторении ситуации может возникнуть, например гипертония. Или крайний жизненный стресс способен вызвать неврозоподобную шизофрению, проявляющуюся в галлюцинациях (девушка видит всю свою семью, которая на самом деле сгорела при пожаре). Также есть и расстройства чисто физического происхождения, которые можно было бы подвести под психодинамическую теорию, например маниакально-депрессивный психоз, где фазы чередуются сами собой, без учета внешних влияний, а лишь под влиянием биохимии мозга. Можно было бы говорить, что в какой-то момент «энергия» истощается и индивид переходит в депрессивную фазу.

Когнитивно-поведенческое направление предполагает, что симптом – это реакция на стимул, сформированная на основе предыдущего опыта. В поведенческой терапии мы говорим о внешних стимулах (вид собаки вызывает панику). В когнитивной терапии мы говорим о внутренних стимулах-мыслях (мысль о том, что собака может заразить бешенством вызывает панику). Такой подход позволяет достаточно хорошо объяснять проблемы, основанные на условно-рефлекторной связи и на нашем повседневном мышлении. Действительно, для понимания того, что каждый раз вид собаки вызывает страх не нужно привлечения никакой энергии, достаточно знания того, как формируется условный рефлекс.

Данные в пользу этого направления приводить не имеет особого смысла, так как их и так достаточно много и в целом когнитивно-поведенческое направление считается самым обоснованным на сегодняшний день и рекомендовано ВОЗ при большинстве расстройств. Следует, однако, указать, что данное направление крайне плохо способно работать с серьезными психосоматическими расстройствами, а лечение большинства проблем здесь происходит за счет волевого подавления. Например, чтобы победить фобию необходимо волей заставить себя встретиться с пугающим стимулом. Или чтобы избежать заикания, необходимо волей контролировать свою речь. Такой подход часто может быть неэффективным, а иногда и приводить к ретравматизации. Также теория данного подхода не способна ответить на вопрос о возникновении многих расстройств, не имеющих специфического стимула: паническое расстройство, ряд психосоматических расстройств, тики и др. Да, специалист будет пытаться отыскать стимулы усиливающие симптом и работать уже с этим, однако, очевидно, это не объяснит ситуацию полностью, а работа опять же будет происходит за счет волевого подавления, а не устранения причины.

Сетевая модель травмы

В данной статье мы постараемся объединить основные положения двух данных направлений, интегрировав их в единой модели травмы. Для этого мы будем опираться на современные сетевые модели, которые предлагаются в когнитивной психологии, а также на модели диссоциации.

Сетевые модели предполагают, что наш мозг обрабатывается информацию не только последовательно переводя ее с одного этапа на другой, но и параллельно, затем интегрируя различные процессы. Например, распознавание образа происходит одновременно с помощью разных нейронов, каждый из которых ответственен за свой элемент образа (вертикальная черта, горизонтальная черта, кривая и т.д.). Подобные нейроны называются нейроны-детекторы. Одновременная активация группы таких нейронов приводит к образованию определенного сетевого паттерна, который и дает нам представление об образе. С другой стороны, существует теория, что такое распознавание может происходить не снизу-вверх от объекта к образу, а наоборот от образа-прототипа к объекту. Например, у нас в психике закодирован прототип квадрата, и мы примеряем этот прототип на соответствие получаемой сенсорной информации, что опять же может происходить параллельно с помощью тех же нейронов-детекторов.

Другое важное положение – это положение о диссоциации и автоматизме. Как уже было сказано, мы обрабатываем информацию не только последовательно, но и параллельно. Предполагается, что существует контролирующая система, отвечающая за наше сознание, которая и регулирует течение данных процессов. Но в ряде экспериментов (П. Жане, Э. Хилгард и др.) было показало, что ряд процессов могут протекать без ведома нашего сознания, т.е. они как бы выпадают из потока ассоциация – диссоциируются и превращаются в автоматизм. Однако, помимо действий-автоматизмов мы можем иметь и скрытые ассоциации идей, которые также могут влиять на процессы обработки информации, причем незаметно для сознания.

Можно предположить, что такие скрытые ассоциации также существуют в виде сетей, но сетей, изолированных от сознания по тем или иным причинам, однако объединённых с другими процессами. Например, ряд признаков в другом человеке (он большой, грозный взгляд) вызывают в нас неприязнь, которую мы и осознаем, однако, мы не осознаем, что эти самые признаки, напоминают нам нашего отца, который часто бил нас в детстве, т.е. они активируют скрытую нейронную сеть, не связанную с нашим сознанием.

Нейросеть строится, как и любая система обработки информации, где есть вход, процесс переработки, и выход. На входе мы получаем определенный набор стимулов-признаков, который приводит к активации сети, если он соответствует детекторам на входе, либо не приводят, если не соответствуют. При активации сети происходит переработка информации. Этот процесс достаточно сложно описать. По сути, в сети активируются различные ассоциированные элементы. Так, слово «оружие» приведет к активации в вашем мозге определенной нейронной сети, связанной с такими словами как «пистолет», «автомат», а также с соответствующими образами, звуками, ощущениями. Здесь же произойдет активация и связанных элементов, таких как «война», «оружие приносит вред», «люди злые», «я никогда не возьму в руки оружие» и др. В результате обработки выдается определенный ответ на выходе, это может быть либо поведенческий ответ, либо поставка материала в иной блок обработки информации. Например, если человеку сначала сказать «оружие», потом предъявить ему ряд картинок, на одной из которых будет изображен автомат, его он обнаружит быстрее всего, причем сделает это неосознанно.

Отсюда мы переходим к нашей модели травмы.

На самом деле мы заменим понятие травмы на понятие «дезадаптивной схемы» или категории, поскольку под это понятие может подпадать не только травматической опыт, но и просто опыт дезадаптивного научения.

Однако, чтобы описать наш подход, мы начнем издалека и скажем о жизнедеятельности человека в целом. Стоит согласиться, что вся наша жизнедеятельность – это реализация тех или иных потребностей. Как бы силен не был внешний стимул, если у нас нет соответствующей потребности, он никак на нас не повлияет. Эффективность нашей жизнедеятельности и наше здоровье зависит от того, насколько эффективно мы действуем в данных конкретных условиях, в данной среде, пытаясь реализовать свои потребности. Если мы действуем эффективно и реализуем наши потребности, то можно считать, что мы здоровы, если же этого не происходит, и мы испытываем фрустрацию, то, скорее всего, это приведет к неврозу и к смещенным способам удовлетворения потребности. В целом, эта позиция соответствуют классической гуманистической парадигме.

Мы же можем выделить два ключевых фактора активации – это наши потребности, которые обладают циклическим характером и периодически стимулируют наши нейронные связи, и это внешняя среда, которая предопределяет условия нашей жизнедеятельности, т.е. те условия, в которых мы будем наши потребности реализовывать. На самом деле важнее то, что находится между двумя этими элементами – наш способ реализации потребности, который и предопределяет нашу эффективность.

Если наше развитие протекает нормально, то мы лишь приобретаем новые более эффективные способы адаптации к внешней среде (ребенок учиться, приобретает навыки, повзрослев, идет на работу, где активно их использует и обеспечивает себе жизнь). Таким образом взаимодействие между нашими потребностями и внешней средой протекает нормально. Человек адаптируется к среде с осознанной опорой на свой предыдущий опыт. Однако, не всегда все бывает так радужно, к сожалению, порой в нашей жизни наш собственный опыт не дает нам действовать эффективно, отказывая при этом в контроле нашему сознанию. В этом случае мы говорим о том, что человек имеет травматический опыт или опыт дезадаптивного научения. Первый отличается от второго временем течения и интенсивностью.

Травматический опыт – это эмоционально насыщенное событие, превышающее возможности индивида по адаптации к ситуации (например, автокатастрофа или насилие над ребенком)

Дезадаптивное научение – это продолжительный процесс приобретения опыта, как правило, под влиянием других людей (например, папа постоянно говорит ребёнку «мужчины не плачут», наказывает за слезы, или мама наказывает дочь, за тот или иной ее наряд, говоря, что «девушке подобает быть скромной»)

Наибольшее значение подобные элементы опыта имеют, конечно в детстве, когда ребенок не способен адекватно осмыслить происходящее, а порог его эмоциональной активации крайне низок. Эти свойства детского возраста приводят к диссоциации дезадаптивных схем. Кратко повторим, что диссоциация, предполагает выведение того или иного элемента опыта из области сознания, т.е. человек не осознает причин своего поведения в то время, как оно обусловлено скрытыми элементами памяти (имплицитной памятью). В детском возрасте такое возможно из-за резкой смены эмоционального состояния (происходит как бы резкое переключение участков нейросетей, ответственных за стандартное сознательное поведение и ответственных за травматический опыт, в следствии чего нарушаются ассоциативные связи между ними, и доступ сознательной части к травматическому опыту теряется), а также из-за недосформированности сознательной и речевой сферы (опять же травматический опыт, просто не проходит соответствующую речевую и сознательную обработку и доступ к нему теряется). В результате мы имеем диссоциированный элемент нейросети, который функционирует как автономный и изолированный психический процесс, предопределяя наше восприятие и реакции, но при этом недоступный для контроля и осознания.

Содержание травмы

В отличии от, например, классической теории И.П. Павлова, которая объясняет травму по аналогии с условным рефлексом, в нашем случае содержание травмы следует рассматривать в более широкой перспективе. Мы говорим о том, что травма — это определенный участок нейросети. Нейросеть – нечто более сложное чем ассоциация между конкретным стимулом и конкретной реакцией. В нейросеть входит весь комплекс, связанных ассоциаций, который помимо прочего продолжает развиваться с течением времени и функционирует как схема, подчиняясь законом ассимиляции и аккомодации. Например, в случае социофобии, представим, что имеется первичный опыт агрессии родителей. Этот опыт превращается в базовую схему (участок нейросети), который по ассоциации включает образ ситуации агрессии, слова, которые говорили родители, выводы, сделанные из ситуации и, возникающие в ней, мысли, телесные, эмоциональные и поведенческие реакции. Что еще важнее, то, что данная схема, включает в себя признаки ситуации, которые будут распознаваться на входе и опять же реакции, которые будут возникать на выходе. Далее, подрастая, ребенок может встретиться с ситуацией оскорбления в школе, и данная ситуацию, возможно, подпадет под один из ассоциированных признаков, например, слова школьников, напомнили слова матери, или агрессивный мальчик похож на агрессивного отца, или просто вывод «Меня никто не любит», сформированный, когда-то в ситуации родительской агрессии, применим и в школьной ситуации. Попадание признаков новой ситуации на вход уже существующей схемы ведет, во-первых, к проявлению ассоциированный реакций (например, если девочка в ситуации драки родителей просто замирала и не могла сказать ни слова, то тоже самое может произойти и в ситуации в школе), а, во-вторых, к ассоциации (ассимиляции) новой ситуации в старую схему, т.е. теперь вырастит не только количество признаков угрожающей ситуации (например, опасные не только родители, но и другие дети), но и набор невротических реакций (например, если в школе девушка не только замерла, но еще и начала задыхаться, то, скорее всего это повториться и в следующей ассоциированной ситуации). Далее данная схема будет продолжать свое развитие, определенное процессами ассимиляции (интеграции нового опыта) и аккомодации (проекции предыдущего опыта на новые ситуации). Не говоря, уже о том, что созданные схемы подвержены и другим искажениям, не связанным с реальным опытом (то, что называется ложными воспоминаниями).

Сетевая модель травмы

В нашей модели для интеграции психодинамического и поведенческого подхода мы предлагаем рассматривать следующие элементы.

1. Средовая стимуляция – это ситуация «здесь и сейчас», которая предъявляет к нам определенные требования адаптации. Такая ситуация также приводит к активации тех или иных паттернов нейросети, которые, либо подпадают под контроль сознания (здоровая ситуация), либо активируются автоматически, не способствую нашей адаптации (дезадаптивный опыт).

2. Потребностная стимуляции – это стимуляция, идущая изнутри организма и чаще связанная с физиологическими процессами. Такая стимуляция также активирует, связанные с ней участки нейросети (например, чувство голода активирует в паттерн нейросети, в котором закодирована информация о том, где мы ранее находили пищу, например в холодильнике).

3. Дезадаптивная схема – это диссоциированный элемент опыта, который появляется на определенном этапе жизнедеятельности в результате травматических переживаний или неадекватного процесса научения.

Стоит сразу отметить, что не все автоматизированные процессы понимаются нами как дезадаптивные, хотя они и не поддаются сознанию (например, любые полезные автоматизированные навыки), но так как статья посвящена травматическому опыту, обращать внимание мы будем именно на него.

Таким образом, здоровая жизнедеятельность основана на адаптации наших потребностей к внешней ситуации через поведение (в том числе мышление), дезадаптивная же схема стоит как бы между нашими потребностями и ситуацией и мешает, таким образом, нашему адекватному функционированию в этом мире.

Выделим основные варианты дезадаптивного научения:

1. Дезадаптивные реакции – это реакции, которым индивид обучился в результате дезадаптивного опыта. Сюда, например, можно отнести классический условный рефлекс по И.П. Павлову, когда индивид в ситуации стресса, запоминает индифферентный стимул как пугающий, в результате чего образуется фобия. Однако, мы опять же рассматриваем подобные реакции более широко и говорим о том, что данные реакции появляются под влиянием формирования и активации определенного паттерна нейронной сети. В частности, индивид запоминает весь комплекс ситуации формируя единый ассоциированный паттерн (отец пришел пьяный и начал приставать к дочери в темноте, в результате у девушки страх темноты, а того, что к ней приставал отец, она не помнит). Сюда же относятся и реакции, не имеющие специфического стимула, и возникающие постоянно или периодически, что связано либо с постоянной потребностной активацией, либо с широкой интеграцией данного паттерна в личность индивида. Например, в момент травматического опыта, ребенок хотел оказать сопротивление родителю, тот замахнулся на него, и ребенок резко зажмурился, теперь у него нарушена функция моргания и он постоянно жмуриться (нервный тик), что связано, с агрессивными импульсами, которым он может дать выход только таким образом.

2. Запреты – это ограничения, накладываемые на те или иные типы экспрессивного поведения, проще говоря, это запреты на выражение эмоций. Такие запреты часто могут формироваться в результате прямых указаний родителей или сторонних людей («мальчики не плачут», «не реви», «злиться плохо»), либо также в результате определенного травматического опыта (например, мальчик, был самым сильным в классе, и постоянно дрался, но потом в класс перевели, другого, более сильного конкурента, после пары того как новичок побил нашего индивида и сместил его в социальном статусе, тот еще пару раз пытался победить в схватках, но не вышло, после чего наш клиент вообще перестал драться, и более того, стал боятся в принципе вступать в конфликты). Сами по себе такие запреты не являются проблемой, так как многие из них, лишь помогают нам адаптироваться к среде, но далеко не все и не всегда, о чем мы скажем ниже.

Дезадаптивные реакции и запреты имеют принципиальные различия, так как предполагают под собой разные типы расстройств. И если первые, как правило, имеют более-менее очевидную причинно-следственную связь с травматическим событием, о значение вторых мы часто можем догадываться лишь опосредованно.

Как работают оба этих вида дезадаптивного опыта, мы опишем на схеме.

В целом, в зависимости от вариантов дезадаптивной схемы возможно образование двух типов конфликта:

1. Конфликт между средой (средовой стимуляцией) и способами адаптации к ней. Такой конфликт возникает в случае, если дезадаптивная схема несет в себе те или иные неадекватные реакции. Например, появление в среде безобидного щенка вызывает резкий страх у субъекта. Такая реакция не является адаптивной и не соответствует текущим требованиям ситуации, она приводит к снижению эффективности функционирования субъекта, к лишней трате сил и энергии. Обида, возникающая при поражении и мучающая спортсмена неделями, также относится к дезадаптивным реакциям (ведь на самом деле он обижается на слова родителей «Да, какой из тебя спортсмен»). Страх, возникающий при общении с начальником или контрагентом, не дает эффективно вести бизнес и расти по карьере (а все, потому что, начальник напоминает разгневанного отца). Невротическое заикание, которое возникает в ситуации общения, не дает человеку завести знакомства (а все из-за того, что в детстве момент нападения нельзя было кричать, иначе тебя заметят). Таким образом, сюда мы можем отнести любой способ поведения, который когда-то был выучен, но который не соответствует актуальной ситуации, будь то эмоции, возникающие в неподходящий момент или неадекватные действия. Данная концепция соответствует поведенческой теории, где невроз – это лишь, когда-то заученный неадекватный рефлекс.

2. Конфликт между дезадаптивной схемой запрета и потребности стимуляцией. В этом случае мы говорим об образовании запрета на выражение тех или иных эмоций и самореализацию. Сам по себе запрет при этом, может никак не влиять на нашу текущую адаптацию (например, отсутствие агрессии действительно позволяет не ссориться с людьми и жить в ситуации «дружбы», что для данного индивида важно), однако он вступает в конфликт с своей потребностной импульсацией. Так или иначе агрессивные импульсы будут накапливаться, но активация «агрессивной» сети будет приводить к активации «запретной» схемы, что остановит выражение эмоции. Выражение, но не накопление. Как правило, этот самый запрет распространяется на связанные с агрессией проявления, и, как правило, именно очевидные и внешние. То есть постановка человеку запрета на выражение агрессии, приводит ни к тому, что он перестает испытывать агрессию как таковую, а лишь к тому, что он перестает ее проявлять во вне. В результате все остальные факторы агрессии продолжают действовать: выделяется адреналин, напрягаются мышцы, учащается сердцебиение и т.д., что в конечном итоге приводит к гипертонии, нервному срыву или панической атаке. Последняя является более эффективным способом отреагирования, так как позволяет сбросить накопившийся уровень напряжения, который, однако, затем накопиться вновь и вновь случиться паническая атака. Гипертония, например, это лишь сдерживание себя под влиянием запрета, когда стресс накапливается, переходя в застойный характер, в то время как физическая болезнь приобретает характер хронической. И, конечно, агрессия здесь была приведена как наиболее наглядный пример, ее можно было бы заменить на любое другое базовое чувство или просто на уровень стресса, который не находит своего выражения в действиях. Данная концепция соответствует психодинамической теории, которая подразумевает, что заблокированная энергия начинает искать для себя иной выход, что и проявляется в симптоме.

Также стоит сказать, что оба вида конфликтов тесно связаны между собой. Запрет на реализацию той или иной потребности, приводит к тому, что нарастающее напряжение начинает искать свой выход. А выход оно может найти, например, в том или ином акте поведения, скажем в навязчивых действиях, тиках. Таким образом, напряжение, идущее от потребности в виде нервной активации, ассоциируется с тем или иным способом поведения, который и позволяет расслабиться. То есть здесь образуется достаточно опосредованная и часто не совсем ясная связь между дезадаптивным поведением и первоначальной дезадаптивной схемой. Например, в случае страха собак мы можем отыскать в памяти человека первоначальную ситуацию, которая, скорее всего, будет связана с тем, что его покусала собака, ну или по крайней мере найдется что-то в целом логически связанное с подобным событием. Однако, во втором случае, когда дезадаптивная реакция образуется как результат стратегии сброса напряжения, мы можем и не понять каким образом, найденная первоначальная ситуация в принципе связана с симптомом.

Таким образом мы постарались интегрировать два противоположных подходов в единой концепции травмы, где травма рассматривается, как дезадаптивная схема/категория/участок нейросети, которая образуется на определенном этапе развития субъекта в результате дезадаптивного опыта научения. Если в процессе такого научения мы приобрели ту или иную неадекватную реакцию, то это соответствует поведенческой концепции, где невроз понимается лишь как выученный рефлекс. Если же дезадаптивная схема содержит в себе тот или иной запрет, то тогда наблюдается конфликт между нашими потребностями и невозможностью их реализации из-за запрета, что приводит к образования «третьих» неадекватных реакций, а также психосоматических заболеваний, что соответствует психодинамической концепции.

Части личности

В этой статье мы также хотели бы рассмотреть концепцию травмы с позиции теории частей личности, которая используется в различных направлениях (психоанализ, терапия частей, терапия эго-состояний, психодрама, гештальт-терапия и др.). Во всех подобных направлениях, невроз выступает как результат конфликта между частями личности. Наша задача ответить на вопрос, о том, что такое части личности и откуда они берутся с позиции сетевой теории травмы.

Кто-то говорит, что части личности отделяются от субъекта в сам момент травмы. Мы бы описали этот процесс по-другому. Скорее есть моменты «до» и «после» травмы. То есть определенный период времени человек развивался и накапливал опыт реализации потребностей одним образом, но затем травматический момент все резко изменил, создал иной способ функционирования и реализации потребностей, и с этого момента индивид приобретает новый вектор развития и накопления опыта.

В результате мы имеем набор опытных шаблонов до травмы, которые мы могли бы назвать «детской частью личности», и опыт, который индивид получил, после травмы, и который в определенной мере отличается от того, который он мог бы получить не имея травмы. Возьмем опять же пример с агрессией. В частности, ребенок в 12 лет получил запрет на выражение агрессии. Все время до момента с запретом, у него не было проблем с выражением агрессии: когда он злился он мог свободно кричать и драться. В момент травмы произошел резкий стопор агрессии, больше данный индивид не способен выражать свою злость, а как только в нем появляются агрессивные импульсы он просто затормаживает их. С этого момента он начинает развиваться по-другому, и каждая новая ситуация с невыраженной агрессией добавляет свою «порцию» в дезадаптивную схему, которая разрастается и формирует характер человека. В итоге он становится зажатым, боязливым, не может отстоять свое мнение.

До 12-летнего возраста, однако он уже имел определенные сформированные способы выражения агрессии, это и стандартные элементы, которые проявляются у каждого человека (опять же выделение определенных гормонов и совокупность ряда напряжений в теле) и какие-то индивидуальные элементы, например он поджимал губы, сжимал кулаки, задерживал дыхание, расширял глаза.

Стоит говорить о том, что весь накопленный опыт до 12 летнего возраста, не исчезает бесследно из-за образования отдельной схемы. Развитие в сетевой модели в данном случае можно представить как активацию идущую от потребности (в данном случае потребность в агрессии) к совокупности нейросетей, которые включают в себя различные ассоциированные элементы (это и телесные агрессивные реакции, это и стандартные способы поведения, когда человек злиться, это и образы и мысли, которые всплывают, когда человек в гневе). В процессе приобретения опыта эти нейросети разрастаются и развиваются. Например, в стандартные способы поведения может добавиться не только кулачная драка, но и простые словесные оскорбления, подшучивания и т.д. То есть мы имеем определенную совокупность опыта до травмы, который используется лишь отчасти после травмы (например, когда на человека кричат, он испытывает те же телесные реакции, но ответить не способен) и опыт после травмы. В крайности, мы действительно можем говорить, что «до» и «после» травмы мы имеем разные личности. Современные модели диссоциации (например модель BASK), предполагают примерно тоже самое: просто степень расщепления личности зависит от степени диссоциации, это может быть как отдельный симптом, так и расстройство множественной личности. В данном случае все зависит от степени и сложности травмы, т.е. если момент травмы мгновенно перевернул всю жизнь человека, то расщепление действительно может достигать крайней степени, хотя скорее это проявится в шизофрении, в то время как расстройство множественной личности находится под вопросом, однако в рамках примера мы используем именно его. Предположим, человек попадает в крайнюю травму, на его глазах убивают всю его семью, издеваются над ним. Это событие создает новый крайне противоречащий предыдущему опыту отпечаток в памяти, начиная от того, что «все люди добрые» меняется на то, что «все люди монстры», заканчивая огромным комплексом проявлений и симптомов, типа запретов на все позитивные эмоции и различные типы поведения и т.д.

В этом случае нейросетевой пласт, накопленный до травматического опыта, никуда не исчезает, просто создаются новые участки, которые входят с ними в конфликт и «запрещают» им проявляться. При этом мы имеем колоссальную разницу в самом человеке: раньше он был веселым и жизнерадостным, теперь эмоции отсутствуют налицо лишь депрессия. Опять же здесь огромное количество потребностей реализация которых была нарушена, но которые все равно присутствуют. Таким образом, мы можем предположить, что потребности рано или поздно дадут о себе знать и активируют ранее сформированные поведенческие пласты, что приведет и к активации иной личности, однако, через какое-то время, когда новая личность «насытиться», все вернется на «круги своя».

Конечно, в рамках расстройства множественной личности это лишь теория, однако, как часто мы можем видеть людей на кресле у психолога, которые пытаются интегрировать в себе «своего жизнерадостного ребенка» или «часть ответственную за агрессию, которая пытается защитить клиента» или «творческую часть» и т.д. Такие случаи довольно хорошо подпадают под нашу теорию, многие люди действительно в какой-то момент перестают заниматься творчеством, перестают испытывать «детскую радость», перестают вести себя импульсивно, хотя хотелось бы. Ситуация здесь такая же, просто степень диссоциации здесь небольшая и не так велик масштаб травмы.

Таким образом мы определили, что части личности – это «наборы» изолированного опыта, которые разделены моментом травмы. Терапия частей при этом, направлена на интеграцию частей опыта в единое целое.

Процесс терапии

В заключение хочется отметить выводы, которые следуют из описанной теории. А в частности, то, как с данных позиций описывается процесс терапии.

В частности, поведенческая терапия занимается текущим переучиванием и формированием новых адаптивных реакций, что вполне возможно в рамках сетевого подхода, без активации первоначального воспоминания, поскольку здесь так или иначе все равно активируются части дезадаптивной нейросети, только ответственные за поведение. Остальные терапии сконцентрированы, либо на перепроживании (катарсисе), либо на осознании, либо на работе с частями.

Перепроживание будет работать в случаях запрета на выражение эмоций. В этой ситуации, мы просто формируем новые ассоциативные связи, позволяющие снова реализовывать те или иные эмоциональные импульсы. Идеально, когда к перепроживанию добавляется поведенческая отработка, где клиента обучают не просто на всех орать и бить, а реализовывать свои чувства социально приемлемым образом. Таким образом импульсация идущая от потребностей будет естественно перетекать в социально приемлемое поведение.

Осознание направлено на ассоциацию диссоциированного материала. Например, индивид может осознать, что причина его страха темноты в ночном нападении отца, или он может осознать, что каждый раз при разговоре отворачивается, или он может осознать, что его отношения с девушками рушатся из-за того, что он требует от них материнской любви. Эти разные варианты осознания, по сути, сводятся к одному, к ассоциации диссоциированных нейросетей. Такая ассоциация позволяет получить сознательные контроль над симптомом, а также перенаправить поступающую на вход сети активацию. По той же схеме работает и терапия частей.

Мы же настоим на том, что, как следует из нашей модели, ключевую роль в образовании симптома играет дезадаптивная схема, которая образовалась на определенном этапе развития индивида, которая, однако, на текущий момент может по своему содержанию не соответствовать прямо травматическому моменту, которая постоянно развивается путем механизма ассимиляции и которая предопределяет наше мышление и восприятие на основе механизма аккомодации, да и просто на основе рефлекторной деятельности нашего мозга.

Основная задача терапевта – обнаружение и ассоциация дезадаптивной схемы, с последующим ее редактированием и переформированием на благо клиента. Работа, связанная с катарсисом или переучиванием будет менее эффективной без обнаружение и редактирования базовой схемы, так как по сути ее элементы все равно будут оказывать влияние на наш опыт.

Для лучшего понимания материала рекомендую также ознакомиться со статьей: Физиологические основы гештальт-терапии в соответствии с учением о доминанте Ухтомского. // SCI-ARTICLE.RU. 2017. №44