Истории

...кто-бы мог подумать....
Я не верила, что можно вернуть старые отношения. Думала, это что-то из области фантастики. Однако жизнь преподнесла мне сюрприз, заставив
войти в одну реку дважды.
В заброшенном, созданном специально для спама электронном ящике лежало письмо из так называемой социальной сети. Когда-то, лет сто назад, я
зарегистрировалась в ней, но люди из прошлой жизни, с кем бы мне действительно хотелось общаться, вряд ли стали бы искать встречи со мной

таким способом. Короче говоря, я быстро потеряла интерес к переписке. Но сегодня меня неожиданно потянуло проверить почту. Как выяснилось, не зря.
“Привет, Катюша! — писал мне одноклассник Вовка. — Как поживаешь? Судя по фотографии на сайте, замечательно. О себе писать особо нечего —
служу в чине подполковника, жена, двое детей… Узнал тут одну новость и решил тебе сообщить. Я помню, какой у вас в десятом классе был роман с Юркой. Вы прямо светились… Честно тебе скажу: прошло пятнадцать лет со школы, а я с тех пор больше ни у кого таких счастливых глаз не видел. А когда вы вдруг расстались, все только ахнули. Конечно, это не мое дело, но я решил тебе сообщить: Юрка развелся года полтора назад. Может,
тебе это будет интересно”.
Надо быть гордой?
Юрка развелся… Мое сердце застучало как бешеное. Да, так и было — мы светились от счастья. Целых три года, с десятого класса, когда он к нам
пришел, по первый курс института включительно. Даже родители закрыли глаза на наше “безнравственное” поведение, ожидая скорую свадьбу. Но
свадьбы не последовало. Вдруг откуда ни возьмись появилась эта странная девушка с именем Эмилия. Юрка тут же стал другим: чужим, колючим,
нервным. Видно было, что его что-то гложет. Мучился он, правда, недолго: с того момента, когда я впервые услышала об Эмилии, до того дня,
когда он сказал, что больше не может меня обманывать, прошел всего месяц. Мы расстались. А вскоре добрые люди рассказали, что Юрка женился и
уехал в неизвестном направлении, оборвав все контакты.
Когда появились социальные сети, я несколько раз набирала в поиске его имя и фамилию, и каждый раз высвечивались заветные буквы. Но я ни разу не решилась войти на его страницу. Уж слишком близкими мы были людьми, чтобы остаться друзьями или трепаться по Интернету ни о чем, слишком
много всего произошло, чтобы как ни в чем не бывало общаться с чистого листа…
Дрожащими пальцами я набрала Вовке ответ. Все стандартно — “живу, работаю, дочь…”, а в конце: “Володя, а нет ли у тебя адреса Юрки? Просто
так, чтобы был…” Я выводила эти строки, не веря собственным глазам. Будто кто-то заставил меня стучать пальцами по клавиатуре. Боже, зачем мне его адрес?! Хотя, конечно, все лучше, чем телефон: “Юрка, привет! Я слышала, что ты развелся, может, встретимся, поужинаем?..” Какой тоскливый бред, какое вопиющее неумение прощаться навсегда!
Я в бешенстве вскочила со стула. За эти годы я так и не разучилась видеть это лицо, эти глаза! Я до сих пор помню запах его кожи, волос, рук… Когда же это кончится?! После Юрки у меня было двое мужчин. Они искренне пытались пробиться ко мне через Юрку. Один из них оставил о себе
замечательную память в виде дочки, которая сейчас спорит с моей мамой на кухне о том, из чего делают майонез. Правда, узнав о моей
беременности, папаша быстро растворился в туманной дали. Мама тогда ужасно переживала: “Как ты воспитаешь ребенка одна?” — но я не сомневалась в том, что надо рожать.
— Кать, что с тобой? — возмущенный мамин голос раздался прямо над ухом. — Я тебя в шестой раз спрашиваю: ты ужинать будешь?
— Конечно, буду, мамочка моя дорогая! — я закружила ее по комнате.
Мама подозрительно подняла одну бровь, посмотрев на компьютер:
— У тебя явно хорошие новости. Даже очень хорошие… Расскажешь?
Я медленно покачала головой. Вдруг мама изменилась в лице.
— Неужели… Юра? Кать, я по твоему лицу вижу, что Юра! — мама разволновалась не на шутку. — Дочка, не повторяй моих ошибок, умоляю! Я тоже
пыталась вернуть твоего отца. Звонила ему, бегала за ним. Ничего это не дало, кроме того, что он меня возненавидел. Женщина должна быть
гордой! И думать о Юрке не смей, слышишь?!
“Случайная” встреча “Женщина должна быть гордой… быть гордой… гордой…” Скрипучие дворовые качели в Юркином дворе раскачивались в такт этой фразе. Что значит
гордой? Сидеть всю жизнь у окна, делая вид, что ты никого и не ждешь? Возмущаться, когда кто-то пытается с тобой заговорить на улице, хотя в
глубине души ты только и мечтаешь о том, чтобы он все-таки продолжил разговор? Трижды отказываться, когда тебя куда-то приглашают, потому что гордая женщина не должна лететь сломя голову, как только ее поманят пальцем?.. Да если так жить, поток желающих и приглашающих скоро иссякнет!Я посмотрела в сторону Юркиного подъезда. Когда же он выйдет, интересно? И что я буду делать? Вот, допустим, он идет. Наверное, направляется к машине. Не может быть, чтобы у него не было машины, — он о ней со школы мечтал. Ищет ключи в карманах… А я подхожу к нему сзади, закрываю
глаза руками, дескать, угадай, кто.
Пока я представляла эту сцену, дверь подъезда отворилась и вышел Юрка — именно так, как я себе представляла. Подошел к машине вишневого цвета, сунул руку в один карман, в другой… Мое тело вдруг само поднялось с качелей и пошло ему навстречу. Я совершенно не представляла, что говорить, а он все искал ключи. Но вот увидел меня… Замер.
— Привет, — произнесла я хриплым голосом. — Я вот… мимо проходила…
— Привет, — он не отрывал от меня глаз, — я так и понял.
Наступила дурацкая пауза. Наверное, надо было что-то рассказать про себя, спросить про его дела, но мы оба тяжело и мучительно молчали,
продолжая смотреть друг другу в глаза.
— Ты не изменилась, — тихо произнес он. — Может, тебя подвезти?
“Да, да, куда угодно!” — чуть не выкрикнула я, но сдержалась:
— Если тебе удобно…
Я забралась на переднее сиденье. Его машина. Его запах… Я смотрела только вперед — мне было страшно повернуть к Юрке голову. Оказывается, так тяжело развалиться в удобном кресле и начать обычный легкий треп!
Пусть река несет нас.
Резкий удар по тормозам напугал меня, заставив взглянуть на Юрку.
— Что случилось?!
Юрка опустил голову на руль.
— Я так не могу. Я должен сказать тебе. И пусть мы после этого больше никогда не увидимся, но я буду знать, что тебе все сказал…
Он глубоко вдохнул, как перед нырянием, и развернулся ко мне.
— Я искал тебя все эти годы. Точнее, не так… Я знал о тебе все. С кем ты живешь, где работаешь, где учится твоя дочка… Мне не надо было тебя
искать. Я мог в любой день сесть в машину и подъехать к твоему дому. И знаешь, часто так и делал. Я видел, как вы с дочкой идете с остановки
домой. Иногда даже слышал ваш смех…
Он шумно выдохнул.
— То, что я тогда сделал, простить невозможно. Но я уже достаточно наказан, поверь мне. Я потерял тебя и провел несколько лет рядом с чужим
человеком. Обменял золото на черепки…
Юрка криво усмехнулся.
— Выговорился — полегчало, — он дотронулся до моей руки. — Кать, я миллион раз набирал твой номер, но вешал трубку до того, как начинались
гудки. Тысячу раз вводил твой адрес в электронной почте, пытаясь отправить километровые письма, но не отправлял… Не думай, что я был намного
счастливее тебя. Если я что-то и чувствовал к Эмилии, то все закончилось сразу после того, как началось… И знаешь, теперь я вообще не уверен в том, была ли это любовь. Как наваждение какое-то. Чудовищная глупость. Полный идиотизм. Бредовая вера в то, что неправильно себя связывать на всю жизнь в восемнадцать лет…
Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.
— Катька, — спросил он умоляюще, — ведь ты меня сегодня ждала, правда? Значит, ты простила? Значит, ты свободна? Это вообще что-нибудь значит?Наверное, гордая женщина промолчала бы или заставила себя равнодушно смотреть в окно, но я не смогла. Из меня вдруг хлынул поток слов. Я
говорила и говорила, захлебываясь слезами. Что — не помню! Помню только, что, когда его лицо прижалось к моему, я не могла понять, от чьих
слез оно мокрое — от моих или его… Я вообще плохо помню тот день, потому что он был абсолютно нереальный. Я помню, как мы сначала куда-то
ехали, потом шли, затем он завалил меня охапками цветов, после чего мы забрали мою дочку из школы и отправились в парк. Дочка хохотала,
взмывая на аттракционах под самое небо, а мы стояли внизу, крепко держа друг друга за руки. И пока мы так стояли, у меня мелькнула мысль: не
знаю, будем ли мы снова когда-нибудь так светиться от счастья, но пусть все идет как идет. Даже если нас ждет недолгое совместное будущее, оно все-таки будет. А что потом — так ли это важно? Я слишком долго жила прошлым, чтобы сейчас думать о будущем.
— Пусть река несет меня, куда хочет, — громко сказала я вслух. И пояснила: — Это из “Ежика в тумане”. Любимый дочкин мультфильм.
— Пусть, — согласился он, сжав мои пальцы. — Только пусть эта река несет НАС. Тогда уже совершенно не важно, в самом деле, куда она несет…

Можно ли иметь.........милиционера!?!?!?
Если б ты была Наташкой, я влюбился бы в тебя
Жаль, что носишь ты фуражку, и зовут тебя – Илья
И по этой злой причине на меня ты не серчай,
Получай свои маслины: две по кушу, три на чай…
Народная
Сразу скажу: в принципе можно. Если милиционер оснащен пелоткой – отчего же нет? На безбабье и мусор баба, опять же экшн: закатываешь
форменную юбку, целишься между наручниками и кобурой, приятно скрипит портупея…. Но если альтернатива все же есть – лучше выбрать какую-нибудь
развеселую врачиху, или там стюардессу. Щас поделюсь опытом…
…Тогда она меня отмазала. Ничего особенного я не сотворил: ну, нажрался, ну, попал кому-то из пешеходов кирпичом в е…лет, еще витрину разбил – это когда меня уже вязать приехали. Хреново то, что у меня условка еще не кончилась. По совокупности двушкой могли осчастливить вполне.
Ее назначили мне дознавателем. Она заканчивала Высшую школу мусоров: первая самостоятельная практика в ОВД, новенькие погоны летёхи, пистолет и вся фигня. Как выяснилось, мы родились и росли в одном дворе. Я ее, звиздючку, конечно, не помнил – на 7 лет старше был. А она меня помнила, и даже некогда восхищалась мной, как я кошку из рогатки бил без промаха: с 15-ти метров гайкой в глаз. Ну, и по старой памяти закрыла мое дело.Деваха она была в высшей степени манящая. Совершенный тип татарской красоты: высокие скулы, большие серые, чуть раскосые глаза, богатые
волосы… Внешне похожа на Земфиру, но мягче, тоньше, стройнее. На канале РТР похожая ведущая есть – тоже, кажись, в криминальных новостях.
На следующий день я пригласил ее в гости. Еще через день она ко мне переехала – благо, я жил рядом с мусарней, так ей на службу ходить близко. Еще через день я ее поимел. Это оказалось неожиданно легко.
Но боже, какое это было разочарование! Наверное, то же самое чувствовал Пигмалион, когда впервые присунул своей Галатее. Совершенное, нежное, душистое тело, но – как в мрамор, йопт! В подогретый мрамор, а фигле толку? До сих пор не знаю, о чем она думала в процессе е…ки – о
внеочередном звании? О мерах поддержания правопорядка? Я думал, это пройдет, кантовал ее так и эдак, изощрялся как умел, но мрамор оставался
мрамором.
Сильно зае…ывали рация и пистолет, которые всегда ночевали под подушкой. Пистолета я боялся: вдруг нах…. выстрелит? А рация, всегда включенная на дежурной волне, любила в четвертом часу ночи звиздануть хриплым голосом че-нибудь типа: «Пятый, пятый, я десятый! На улице Исаковского
обнаружен труп девушки небесной красоты! Выезжаем, в рот ей все подряд…» Вот тут мусарка возбуждалась штозвездец! Сорок секунд на сборы,
хлопок дверью, а я оставался в той позе, в которой застал меня вызов, и до утра задумчиво наматывал на палец кончик предательски пустого
презерватива.
В течение месяца половина ОВД переехала ко мне. Разумеется, в этом были и свои плюсы. Когда посреди ночи «Терминатор-2» на всю громкость
крошил пиндосских мусоров, а в окно со свистом уносилась стеклотара, приходили соседи и говорили: мы пожалуемся на тебя в милицию! Тогда я
приоткрывал дверь пошире и говорил: выбирайте, йопт! Как правило, к рассмотрению общественности предлагались: капитан, выдавший креста поперек коридора, и парочка заблеванных сержантов. Вопрос снимался на раз.
Бывала и экзотика. Приятно, возвращаясь, домой, обнаружить привязанную к подоконнику (я жил на первом этаже) парочку лошадей в серых попонах
со звездами. Коллеги из конного патруля завернули на огонек, х…ле…
Родители воспитали меня строго: хороший мусор – мертвый мусор, и от сложившейся ситуации меня порядком ломало. Отношение мое к мусарне
простое: ты выбрал себе быть собакой среди нас, овец? Получил право нас пасти, гонять, грызть – не потому, что ты мудрее или сильнее, а
потому, что тебе выдали казенную шкуру овчарки? Тебе это в кайф: быть выше других? Что ж, благо тебе. Но тогда не жалуйся, когда в оконцовке
придет серый волчара и вспорет тебе бочину. За все надо платить.
Даже невероятная социальная защищенность (весь наркотический конфискат с района стекался в мою хату, и до звезды) не могла компенсировать
угрызений совести. Но Пигмалион не терял надежды расшевелить свою Галатею. До того самого дня, пока мы не выехали на задержание.
Было так. Выдался спокойный вечерок пятницы, ко мне приехал на «Газели» мой хороший кенток Славка, а псов в дома, на счастье, не было ни
одного. Вскоре вернулась и мусарка, мы попили чайку, и стало так хорошо, что хоть за город езжай – шашлыки, купаться. Тут она и предложила: а поехали, правда, заодно и дело доброе сделаем. Мы тут одного пидора под подписку выпустили, а он скрылся. Но уже установили: на даче прячется. Так вот вы его, мальчики, скрутите, в Москву привезем и закроем как положено. И я дело закрою, начальство похвалит. А я вам – поляну и все
такое…
Перспектива поработать мусорами и задержать самого настоящего преступника нас отчего-то вдохновила. Подорвались, мотнули 50 кэме по Мурманской трассе – и действительно, взяли злодея в логове, тепленьким. Он даже и сопротивления не оказал – щупленький такой парнишка, годов
восемнадцати. Преступник, он был вот какой: с кораблем травы попался. Отпустили его, чтоб кентов сдавал, а он отлынивал, на даче зашкерился.
Ну х…ле, все ясно: пассажир созрел для тюрьмы.
…В кунге «Газели», куда мы злодея закинули, ни лавок, ни ху…вок не было – одни железные стены. Было слышно, как на поворотах и кочках его,
костлявого, там кидает. А я сидел спереди, в мягком кресле, и думал: что ж я, ублюдок этакий, сделал только что? На что своего кента подписал? Как нам теперь отмываться? И главное – как мне быть дальше со своей телкой, которая вон сидит до укакашки довольная, и в следующем году, если ей ничто не помешает, получит красный диплом овчарки с отличием?
- Славка, - говорю, - будет заправка – тормозни. Водички купим, да и отлить не мешает…
Остановились, стучу этому в кунг: посцать желаешь? Желает. Отперли дверь, отвел я его в лесополосу за АЗС и спрашиваю:
- Если я тебя сейчас отпущу – хватит у тебя пороха съе…аться как следует?
- Братка, - говорит, - только отпусти! Через сутки в Вологде буду, у меня там бабка. Ну, во всероссийский розыск кто меня объявит? В тюрьму не хочу…
- У…бен зе битте, - говорю, - и попутного тебе ветра…
Въе…ал он – все кроты из нор нах… повставали. Вернулся я пустой, у мусарки глаза как плошки, не бачут ни трошки: где задержанный?!
- Слушай, - говорю, - я тебя люблю. Более того, я тебе многим обязан. Со мной – делай что хочешь. А псом работать не могу и не буду, прости…
Не простила. Ху…во расстались: честь мундира и вся ботва… Она красной книжечкой тормознула какого-то крестьянина и уехала, а я сижу, будто в
говне извалялся. Что у них за организация такая волшебная? По-хорошему с ними общаешься – чувствуешь себя в говне, по-плохому – тем более в
гавне. Если общаешься в принципе – то будешь в гавне палюбе…
Славка меня легонько кулаком по печени е…нул: молодец, мол, все красиво сделал. Но мне мрачно один х…й. Тогда он говорит:
- Поехали, я тебя к медсестрам знакомым отвезу. Они за честь мундира не парятся. Тебе когда-нибудь давление меряли?
- Ну, - говорю, - на руку такую ху…ню одевают, накачивают…
- Так вот, - говорит Славка, - а они эту ху..ню на х..й одевают – и накачивают… Ист дастиш фантастиш!
И мы поехали. И не пожалели. Рекомендую, при случае…

Калейдаскоп........
Когда мне было 15, родители отправили меня на экскурсию в Орел.
«Орел вспоил на своих мелких водах столько великих писателей, сколько не дала их миру никакая другая русская земля». Разбудите меня ночью,
сбросьте на меня с крыши Наоми Кемпбелл, долбаните меня ломом – и я прокричу эту фразу. Когда я сдохну, это будут мои последние слова. За
неделю я слышал их раз сто – от каждого экскурсовода не по разу. Пожалуй, я и сам успел глотнуть той отравленной мелкой водицы, ибо тяга к

креативам появилась у меня после Орла. Аффтар выпил йаду…! Впрочем, это к делу не относится.
…Ей было от 20 до 30 лет, точнее не скажешь, и никто безобразнее нее не топтал эту планету ни до, ни после. Ножищи-тумбы. Необъятная туша,
покрытая черным ворсом, укутанная в серое платье-парашют. Чудовищные зыбко-упругие сиськи. Вместо лица – масляный блин дауна, щедро украшенный родинками и пучками жесткой щетины. Реализовавшийся ночной кошмар – сам Ужоснах, обретший плоть и кровь.
Как поднялась у меня рука дрочить на нее? Она вызывала какую-то мерзкую, мутную, но неодолимую похоть – и рука сама ложилась на гусиное горло. Позже, уже в новейшие времена, мой приятель-художник поведал мне небезынтересную идею: по логике, идеальная Красота и идеальное Безобразие
должны вызывать схожие эмоции – как два конца единой шкалы. Только эта теория и дает мне сегодня слабенькое оправдание в собственных глазах.
Впрочем, мои угрызения совести, и сама породившая их страшная бабища к сюжету, опять же, имеют лишь косвенное отношение.
…Вторая – была моей ровесницей, но я этого не знал. Выглядела она на 12 с натягом, а без натяга и того меньше. Недомерок: косички, носочки,
сандалики… Термин «нимфетка» тогда еще не был в ходу, да и я не был сладострастным старцем, чтобы оценить ее невысказанную прелесть. А был я – тощий, но уже длинный фофан, уже разведший под носом первую легкую растительность, полагающий себя вполне взрослым. Общество недомерка мне
претило: я предпочел бы кого-нибудь с ногами и оформившейся грудью. На людях я ее чурался. И хотя мы не без удовольствия болтали о всяких
пустяках по вечерам в холле гостиницы, дальше дело не шло: мне надо было выкраивать время, чтобы дрочить на Ужоснах. Недомерку было обидно, но виду она не подавала – только робко улыбалась при встречах.
Между тем наступил вечер отъезда. Вокзал, поезд тронулся, мы с недомерком влезли на наши верхние полки, смежные через перегородку, высунули
головы в проход и стали трепаться. Помнится, я иронизировал и вообще держался этаким фазанчиком. А для нее все было серьезно. Для нее это было - ночь Прощания. И скоро, слишком скоро наш разговор зашел в ту область, когда мужчина не вправе более ни отмалчиваться, ни отшучиваться, а
должен уже что-то сказать, а лучше – сделать. И тут я струсил. Теоретически-то я был подкован на все сто, а вот на практике... На практике,
кроме мозолистых ладоней да подростковых комплексов, не было ничего в моем активе, и боязливо было ударить в грязь лицом. И я смалодушничал. Я свесил одну руку в проход и прикинулся спящим.
Наверное, я здорово притворился – она поверила. Иначе вряд ли сделала бы то, что было потом. А она взяла эту мою руку в свои, и стала ее
гладить, а потом целовать, и что-то шептать над ней, и вдруг я почувствовал, как на ладонь мне падают горячие капли.
Я изображал покойника. Я вдруг осознал, что рядом, за тоненькой стенкой, плачет женщина, которой я нравлюсь – и это было первый раз в жизни.
Но что, тысяча чертей, мог сделать я там и тогда: неумеха, в ночном грохочущем плацкартном вагоне, окруженный со всех сторон взрослыми
знакомыми моих и ее родителей?! Как последний ползучий гад, я продолжал похрапывать и жмуриться. И ее слезы теплыми струйками сбегали по моим пальцам, собирались в капли и срывались, звучно щелкая по линолеуму.
Утро, вокзал, автобус. «Выходишь здесь? Ну, будь здорова…» Превед! Телефонами, адресами обмениваться – некогда, да и незачем….
Но, поскольку мир этот кругл и феноменально тесен, через 9 лет мы встретились на необитаемом острове Белый Плав почти в центре Селигера. Нас
занесло туда шумной студенческой ватагой, на двух яликах, бурным штормовым вечерком. Выгрузить на берег успели только ящик водки да ящик
портвейна, а лодки мы прое…али обе – их унесло ветром вместе со жратвой и теплыми вещами. Спички – были. И был ежик, неосторожно вышедший к
нашему ночному костру. Если кто не в курсе, из чего состоит еж, готов рассказать: он состоит из башки, гавна и иголок – все, звездец! Правда, споднизу у него есть четыре ноги, меньше цыплячьих, и на 12 харь их хрен поделишь… Но и это к делу не относится.
Я узнал ее сразу – видел за пару лет до того по дибилятору, когда она заняла 3 место на городском конкурсе красоты, и вспомнил фамилию. Нет,
она так особо и не вытянулась – рост ее оказался средним, приятным для любого мужчины. И – идеально соразмерная грудь, не требующая лифчика. И – стройные ноги, которых никогда не касался бритвенный станок. И – муж, конечно, четвертый год в браке, веселый такой парнишка… балагур и
анекдотчик… душа компании… пидарас – бараньи яйца…
Она тоже узнала меня сразу. Говорят, если баба любила когда-то, то узнает любого: конного, пешего, пьяного, сраного… Мы немного пили и тихо
беседовали. Вспоминали стада великих писателей, мирно бредущих на водопой к мелким орловским водам. Проблемы дня грядущего перестали тревожить нас. Как-то само собой родилось понимание: надо только дождаться, когда ее супруг нажрется в хлам. И вот тогда…
Супруг не подкачал.
Это было хорошо. Даже – прекрасно. Редко встречаешь бабу, будто специально заточенную под тебя: ночью, впотьмах, катаясь и безумствуя на
мокрой траве, мы разъединялись только тогда, когда сами хотели этого. Ей тоже было хорошо со мной, искренне хорошо – случай еще более редкий
для первой встречи. Не люблю высокопарных слов, но этот трах вполне попадал под определение «созданы друг для друга». Зачот, короче.
Насытившись, мы лежали на траве, обнявшись, и тут она неожиданно оперлась на локоть, и влепила мне вполне чувствительную пощечину.
- Мы потеряли девять лет, - сказала она. – Ты понимаешь это? Девять лет мы могли быть вместе и любить! Ведь ты же не спал тогда, я знаю…
Утром пришли встревоженные спасатели на катамаране – они обнаружили наши пустые ялики – и обстановка разрядилась.
…Расставаясь, она сунула мне в карман свою визитную карточку.
- Позвони – и я приеду к тебе, - сказала она. – Навсегда приеду.
- А муж? – спросил я.
- Мы не спим полгода. Пусть травит свои анекдоты, пусть пьет со своими друзьями, но только без меня. Это пройденный этап. Ты позвонишь?
- Конечно, - сказал я.
* * *
Эта карточка и сейчас стоит на моем рабочем столе. За годы на ней скапливается пыль, и иногда я освежаю ее щелбаном. Когда-нибудь, возможно, и позвоню. А может, нет. Да, мы созданы друг для друга. Но я отнюдь не считаю, что потерял 9 лет! Я потерял – чуть меньше года. А потом была –
первая женщина, а потом – вторая, красивые и не очень, любящие и продажные, запомнившиеся и одноразовые, и даже такие, которых хотелось сразу забыть – так, как я забыл Ужоснаха. И этот великолепный калейдоскоп, все это многоцветье меняющихся стеклышек я не променяю на единственное
стеклышко из него – пусть даже самое большое и яркое.
А потом – чё за предъявы сразу после секса?!?