592316
8
За годы своей практики врачи успевают узнать пределы возможностей медицины, и осознают необходимость подготовиться к своему последнему дню.
Много лет назад Чарли, всеми уважаемый ортопед и мой учитель, заметил у себя в животе какое-то образование. Рак поджелудочной железы был диагностирован Чарльзу одним из лучших хирургов страны, более того, автором уникальной методики лечения, утраивающей пятилетнюю выживаемость (с 5% до 15%), хоть и при низком качестве жизни.
Но 68-летнего Чарли эта методика вовсе не заинтересовала. На следующий день он вернулся домой, уволился с работы. Больше в больнице он не появлялся. Все свое время Чарли проводил с семьей. Несколько месяцев спустя он умер в своем доме. Он отказался от химиотерапии, облучения и хирургического вмешательства. Страховой компании не пришлось особо на него тратиться.
Но 68-летнего Чарли эта методика вовсе не заинтересовала. На следующий день он вернулся домой, уволился с работы. Больше в больнице он не появлялся. Все свое время Чарли проводил с семьей. Несколько месяцев спустя он умер в своем доме. Он отказался от химиотерапии, облучения и хирургического вмешательства. Страховой компании не пришлось особо на него тратиться.
Об этом редко говорят, но врачи тоже умирают. И удивляет тот факт, насколько редко они обращаются за медицинской помощью. Они точно знают, что должно произойти. Они знают, какие у них есть возможности, и могут позволить себе любой вид лечения.
×
Врачи, конечно, не хотят умирать. Но они обычно обговаривают с семьей возможности современной медицины. Они хотят, чтобы близкие, когда придет время, никаких героических мер по их спасению не предпринимали. Им не нужно, например, чтобы в последние секунды их жизни кто-то ломал им ребра, проводя сердечно-легочную реанимацию.
В статье от 2003 года Джозеф Галло провел исследование, на какие же меры своего спасения врачи готовы согласиться. В опросе приняли участие 765 врачей, 64% из них заранее написали указания о том, какие меры по их спасению могут быть приняты, а какие не являются приемлемыми.
Почему же взгляды врачей и пациентов на спасение своих жизней так отличаются? Приведем в пример сердечно-легочную реанимацию. Исследование 95 тысяч случаев проведения сердечно-легочной реанимации в 2010 году показало, что только 8% пациентов смогли прожить более месяца после этой процедуры. И только около 3% из них смогли вернуться к нормальной жизни.
В отличие от предыдущих эпох, когда врачи делали все возможное, лишь бы спасти жизнь человеку, в настоящее время пациент сам решает, соглашаться ли ему на ту или иную процедуру. Врачи действительно стараются уважать решение больного, но, когда пациенты спрашивают нас, что бы мы на их месте сделали, мы предпочитаем отмалчиваться. Мы не хотим навязывать свои взгляды.
Как результат – все больше людей получают тщетное лечение, и все меньше из них умирают дома. Профессор Карен Кель в одной из своих статей даже описал, что же это такое – достойная смерть. Так вот, это смерть, при которой человек расслаблен, сохраняет самообладание, чувствует уединение, и окружен заботой и вниманием семьи. Все это сложно представить себе в больницах.
Почему же взгляды врачей и пациентов на спасение своих жизней так отличаются? Приведем в пример сердечно-легочную реанимацию. Исследование 95 тысяч случаев проведения сердечно-легочной реанимации в 2010 году показало, что только 8% пациентов смогли прожить более месяца после этой процедуры. И только около 3% из них смогли вернуться к нормальной жизни.
В отличие от предыдущих эпох, когда врачи делали все возможное, лишь бы спасти жизнь человеку, в настоящее время пациент сам решает, соглашаться ли ему на ту или иную процедуру. Врачи действительно стараются уважать решение больного, но, когда пациенты спрашивают нас, что бы мы на их месте сделали, мы предпочитаем отмалчиваться. Мы не хотим навязывать свои взгляды.
Как результат – все больше людей получают тщетное лечение, и все меньше из них умирают дома. Профессор Карен Кель в одной из своих статей даже описал, что же это такое – достойная смерть. Так вот, это смерть, при которой человек расслаблен, сохраняет самообладание, чувствует уединение, и окружен заботой и вниманием семьи. Все это сложно представить себе в больницах.
Составленные заранее директивы могут дать пациентам больший контроль над тем, каким будет их последний день. Смерть – это не налоги, и с мыслью о ней не так просто свыкнуться, это и мешает принимать правильные решения.
Несколько лет назад у моего 60-летнего двоюродного брата Торча (torch — с англ. факел, фонарь, горелка; Торч родился дома при свете ручного фонаря) случились судороги. Обследование показало, что у него рак легкого с метастазами в мозг. Мы знали, что при агрессивном лечении, которое включало бы химиотерапию в больнице 3-5 раз в неделю, Торч смог бы прожить еще 4 месяца.
Торч не был врачом, но он не гнался за количеством прожитых дней, его интересовало их качество. В конечном счете, он отказался от лечения и просто принимал таблетки от отека мозга.
Торч не был врачом, но он не гнался за количеством прожитых дней, его интересовало их качество. В конечном счете, он отказался от лечения и просто принимал таблетки от отека мозга.
Следующие 8 месяцев нашей жизни были полны веселья, как никогда раньше. Съездили в Диснейленд, впервые для Торча, много времени проводили дома. Торч очень любил спорт, и ему нравилось смотреть спортивные каналы и есть мою стряпню. Он не страдал от сильных болей, и не терял боевого духа.
Однажды он не проснулся. Он провел следующие три дня в состоянии комы, а потом умер. Его лечение, а именно те таблетки от отека мозга, за все эти 8 месяцев обошлось в 20 долларов.
Однажды он не проснулся. Он провел следующие три дня в состоянии комы, а потом умер. Его лечение, а именно те таблетки от отека мозга, за все эти 8 месяцев обошлось в 20 долларов.
Что же касается меня, то мой врач уже оповещен о моих пожеланиях. Мне было просто принять эти решения, как и для других врачей. Никаких героических мер по моему спасению не будет, я просто тихо уйду в эту спокойную ночь. Как мой учитель Чарли. Как мой двоюродный брат Торч. Как и многие мои коллеги врачи.
Примечание: повествование ведется от лица Кена Мюррея, доцента кафедры семейной медицины Университета Южной Калифорнии.
Примечание: повествование ведется от лица Кена Мюррея, доцента кафедры семейной медицины Университета Южной Калифорнии.
Источник: — переведено специально для fishki.net
Еще крутые истории!
- "Это любовь": 24-летняя девушка вышла замуж за 72-летнего профессора
- "В магазине продавцы смотрели, как на г%вно": ситуации, когда консультанты перешли границу
- "Увидел, что мы в Таиланде - и поднял аренду на 15 тыс.руб": наглые выходки хозяев квартир
- "Подарил телефон, оформив кредит на моё имя": безумные выходки мужчин, которые не поддаются логике
Новости партнёров
реклама
В нашей стране паллиативная медицина как факт отсутствует.
На язык видно, легло: только сегодня с мужем об этом говорили.
Чувствую себя в последнее время неважно, нехорошие вещи подозреваю, и если они подтвердятся...
...об этом и говорили. И не только о технических деталях установления точного диагноза и прогноза, и о том, буду ли я вообще лечиться.
Скорее всего не буду. Чего метаться?
Был свидетелем, как у пациентки, после введения простого лекарства начался эпилептический припадок. Когда сёстры взяли её карту - там было написано "медсестра". вот они мне и рассказали, что не было ещё ни одного случая, чтобы что-то не произошло именно с медиками. Может у них карма загрязнена чужой болью?
Иногда психосоматика выдает такие финты- совершенно нетипичное течение заболевания.
Когда еще работала, я этот факт хорошо запомнила: когда лечишь коллегу, надо ушки держать востро. Там любые заходы возможны.
"...только 8% пациентов смогли прожить более месяца после этой процедуры (реанимации). И только около 3% из них смогли вернуться к нормальной жизни..."
Врачу знают скупую статистику....
В более типичных условия общества жертвы ВКС выживают редко. Почему? У большинства из них нет доступа к быстрому и надежному лечению. Слишком много времени проходит перед тем, как прибудет дефибриллятор, — если он вообще прибудет.
В Нью-Йорке, например, время прибытия скорой помощи относительно большое — около 12 минут — частично из-за задержек в уличном движении и трудностей в перемещении в многоэтажных зданиях. Поэтому только 5% жертв с зарегистрированной фибрилляцией желудочков (= 1-2% жертв всех видов остановки сердца) смогут выжить.
Сиэтл, с другой стороны, добился среднего времени прибытия в 7 минут и средней выживаемости после фибрилляции желудочков в 30%. В Рочестере, Миннесота, среднее время равно 6 минутам и выживаемость — 45%." Это если говорить про США.
ей уже давно хорошо и не больно, ушла в 1998 году,тяжело тем кто остается здесь.
ХОТЯ, я понимаю людей которые это делают. Не все люди хотят нагружать своих родных только чтобы кое-как прожить несколько дополнительных месяцев (от которых все равно не получишь никакого удовольствия).
Bernie-SiegelКогда мне было четыре года, я чуть было не задохнулся, поперхнувшись куском игрушки. Я пытался имитировать то, что делали мужчины-плотники, за работой которых я наблюдал.
Я положил часть игрушки себе в рот, вдохнул и… покинул свое тело.
В тот момент, когда я, покинув свое тело, увидел себя со стороны задыхающимся и в предсмертном состоянии, я подумал: «Как хорошо!».
Для четырехлетнего ребенка находиться вне тела было гораздо интересней, чем в теле.
Безусловно, у меня не было сожаления о том, что я умираю. Мне было жаль, как и многим детям, которые проходят через подобный опыт, что родители найдут меня мертвым.
Я думал: «Ну и ладно! Я предпочитаю смерть, чем жить в том теле».
Действительно, как ты уже говорил, иногда мы встречаем детей, рожденных слепыми. Когда они проходят через подобный опыт и выходят из тела, они начинают все «видеть».
В такие моменты часто останавливаешься и задаешь себе вопрос: «В чем же заключается жизнь? Что здесь вообще происходит?».
Эти дети часто недовольны, что им надо возвращаться обратно в свое тело и быть опять слепыми.
Помню как по телевизору вместо спокойной ночи малыши показывали прощание с Брежневым, Андроповым, Черненко. Минимум два года мне тогда было.
wowjournal.ru/archives/1709
;)