Космонавт Евгений Тарелкин провел 143 дня на борту МКС

«Может, я кого-то разочарую, но у меня не было в детстве глобальной мечты стать космонавтом. Летчиком – да, хотел стать, но, наверное, как и большинство моих ровесников. Я любил читать фантастические романы, представлял, что куда-то полетел и что-то там открыл. Но в то же время я был умным, серьезным ребенком, даже очки носил. И понимал, что у космонавтов свои дети есть, куда мне лезть.

У меня батя парашютист (отец – Игорь Тарелкин, летчик, парашютист-испытатель Герой Российской Федерации – прим.ред.), мне прыгать надо. Очки только привязать покрепче, чтобы не упали, и вперед.
О судьбе космонавта
Но когда я все-таки стал космонавтом, понял, что кривая так или иначе вела меня к космонавтике, так как сначала я учился в школе имени Гагарина, потом было обучение в военно-воздушной академии имени Юрия Алексеевича. С 1998 года служил старшим бортовым инженером-испытателем в Российском государственном научно-исследовательском испытательном центре подготовки космонавтов опять-таки имени Гагарина. Помню, иду как-то по коридору, а мне навстречу начальник центра и спрашивает, почему я рапорт не написал. Первая мысль в голове сразу – меня увольняют? А он мне – рапорт на зачисление в отряд космонавтов. Я написал, но в космос полетел только через 9, 5 лет после этого. Это говорит о том, что подготовка у космонавтов очень серьезная.
О старте космической ракеты
Одно из самых ярких впечатлений полета – старт. В это время космонавт испытывает перегрузку 4 единички на грудь и спину. Это по сути четыре твоих веса, то есть четверых таких как ты на тебя положили. Это не совсем уж очень сложно, правда, тяжело дышать. Но когда начинается вибрация – вот тут ты начинаешь испытывать кайф. Словно чьи-то нежные руки тебя берут и чуть-чуть подбрасывают вверх. Вот что я не знал заранее, что когда ракета стартует, она начинает хрустеть и трещать, это так страшно, что думаешь, вот сейчас что-то лопнет! Мы с напарником Олегом Новицким оба впервые летели и, когда ракета начала издавать такие звуки, смотрели друг на друга круглыми глазами. Отделение третей ступени – это тоже нечто! Во время подготовки нам много рассказывали об этом, на тренажерах сто раз это проходили. Но в реальности отделение третей ступни можно описать так – тебя огромной кувалдой по попе со всей силой ударяют. У нас на борту плюшевый бегемот в тельняшке был и вот, когда мы увидели, что он повис в воздухе, поняли, что, слава богу, мы в невесомости. И сразу же Земля начала поздравлять с удачным стартом.
О невесомости
Когда был в космосе, больше всего по гравитации скучал. Через неделю полета невесомость уже так надоела! Хотелось посидеть на самом простом стульчике. Вот простая ситуация, которая происходила в первое время: мы проводили ремонтные работы на станции, одну гаечку открутили, вторую, десятую, собрали их. А потом забываешься, этот пакет открываешь, а они как тараканы в разные стороны. У нас первое время такой крик стоял из ненормативной лексики, и с американской стороны, кстати, тоже. А вообще, скучать на борту не приходится. Все эти полгода мы жили в жестком графике. Каждый вечер приходила радиограмма, в которой говорилось о том, что ты будешь делать завтра. Первые полтора месяца, когда я еще не знал, что где лежит на станции, спал по два часа, так как ночью готовился к предстоящему рабочему дню. 50 процентов на борту – это ремонтные работы на станции, ведь ей уже 12 лет и что-то надо уже менять, а остальные 50 процентов – эксперименты и наблюдения.
О радиации
В невесомости я провел 143 дня и за это время я там вырос на 4,5 см. Это все от того, что там нет компрессии позвонков и ты вытягиваешься. Правда, когда возвращаешься на Землю, приходишь в свое прежнее состояние. Если говорить о радиации, то на борту ее полно. Расскажу обычный случай. Когда засыпаешь, закрываешь глаза, в темноте ты видишь вспышки. Это как раз и есть радиация. В такие моменты особенно хочется сказать спасибо магнитному полю Земли, которое нас защищает от радиации. Я, когда вернулся из полета, мне врачи сказали, что в течении двух лет детей делать мне нельзя. Но два года уже прошло, может и подумаем о третьем ребенке, но честно говоря, я здесь выступаю не за количество, а за качество. У нас две дочери и их нужно поднять, довести до высокого уровня.
О любви к Земле
Находясь в космосе, стал по-настоящему ценить нашу матушку-Землю. Я до полета совсем не был гринписовцем, но старался, конечно, лишний раз не мусорить, но именно в космосе я четко понял, что Земля – наш общий дом и вне этого дома мы не выживем. И теперь я очень серьезно отношусь к вопросам экологии. Если вижу, что-кто мусорит, плюет на улице или еще что-то плохое делает, сразу начинаю ругаться.
О космической еде
Еды в тюбиках на борту почти не осталось, только джем, горчицу и сгущенку в них доставляют. А в остальном мы там кушали все, что хотели: и картошку жареную, и грибы, и рыбу разную. Конечно, изначально вся пища в сублимированном виде находится, то есть обезвоженная, но ты этого не особо замечаешь. Добавляешь водичку и кушаешь с аппетитом. Мне больше всего из космической еды крем-суп гороховый нравился. При таком питании некоторые космонавты даже вес набирали, но я лично занимался много спортом, поэтому даже похудел. Зачем спорт на борту? В невесомости кровообращение работает по-другому — кровь почти не поступает в ноги. Идет деградация мышц. Потом на Земле очень тяжело восстанавливаться, если в космосе не тренируешься – не бегаешь на дорожке, не крутишь велосипед.
О праздниках в космосе
Мне посчастливилось в космосе отметить сразу два праздника – Новый год и день рождения. На Новый год нам транспортным кораблем отправили праздничную еду, даже черная икра была. А на день рождения умудрился сделать торт. Взял тортилью, намазал ее медом, сверху еще одну лепешку положил. На борту даже свечки нашли, правда, не 39, а всего три, но ничего. Вот так и отметили – с чаем и тортиком. Спиртное у нас исключено.
О прозвище
На станции мы не мылись как на земле. Только обтирались влажными салфетками. Тяжело вдвойне тем, у кого густая растительность на лице, как у меня. Ведь в невесомости волосы и ногти намного быстрее растут чем на Земле. Однажды я неделю не брился и не стригся, за это время так оброс, что мне даже прозвище дали — йети. Я реально был похож на снежного человека. Глянул в зеркало, а там такие заросли, только нос и уши торчали, и глаза и рот видно было как открывались.
Об адаптации после полета
После невесомости на Земле ты весь никакой. Я после того, как мы о землю ударились, должен был обесточить все и передать листочек обычный формата А4 с приемом передачи спускаемого аппарата. Так вот, когда начал листочек передавать из рук в руки, ощутил какой он невероятно тяжелый для меня. После полугода в невесомости все иначе ощущаешь дома. Через три часа после приземления в центре подготовки все хотели с нами чокнуться за удачное возвращение. И мне постоянно хотелось мою рюмку отпустить потому, что в невесомости как было — держишь кружку, потом отпустил ее, она повисла, а ты делами своими занимаешься, оборачиваешь, а кружка все еще висит. Инструменты как передавали – кидали их, а они сами медленно доплывали. А еще был забавный случай. Встретил я жену своего товарища, который раньше меня летал. Спрашиваю, как он, отошел? А она говори, что все хорошо, только муж ее чуть не зарезал. Оказывается, она попросила его передать ей нож, а он по космической привычке кинул в ее сторону нож…
Об инопланетянах
Очень хотел встретить в космосе кого-нибудь из внеземной расы, ждал, но никакие зеленые женщины ко мне не прилетали. За других сказать не могу, но замечу, что полгода в замкнутом пространстве все-таки сказываются. И если ты человек впечатлительный и слабонервный, то сам можешь придумать непонятное явление. Со мной было однажды как с героем мультфильма Крошкой Енотом. Я фотографировал землю через иллюминатор, во время этого задремал, а когда проснулся, увидел, что с обратной стороны иллюминатора на меня из темноты смотрели большие зеленые глаза. Очень страшно в тот момент стало, а потом я понял, что это мое собственное отражение. А вообще, я надеюсь, что жизнь где-то еще помимо Земли все-таки есть.»