22017
1
Ф.М.Достоевский: «Одно совсем особое словцо о славянах…»
«Хочу сказать одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать. Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!
Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех, — а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени».
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, — эту войну поняли ли, наконец, славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, — признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощью Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море.
России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это ОНА, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?»
/Ф.М.Достоевский, ПСС в 30-ти томах, ПУБЛИЦИСТИКА И ПИСЬМА тома XVIII-XXX, ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ноябрь 1877, Том 26, глава II, параграф III, издательство «НАУКА» Ленинград 1984
Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех, — а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени».
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, — эту войну поняли ли, наконец, славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, — признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощью Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море.
России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это ОНА, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?»
/Ф.М.Достоевский, ПСС в 30-ти томах, ПУБЛИЦИСТИКА И ПИСЬМА тома XVIII-XXX, ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ноябрь 1877, Том 26, глава II, параграф III, издательство «НАУКА» Ленинград 1984
Еще крутые истории!
- "Это любовь": 24-летняя девушка вышла замуж за 72-летнего профессора
- "Парень не чистил зубы неделю": причины расставания, о которых рассказали девушки
- "В магазине продавцы смотрели, как на г%вно": ситуации, когда консультанты перешли границу
- "Подарил телефон, оформив кредит на моё имя": безумные выходки мужчин, которые не поддаются логике
- Выходки детей, которые доводят мам до истерик
Новости партнёров
реклама
Тарас Шевченко – Москалева криниця
Поема
Я. Кухаренкові.
На пам’ять 7 мая 1857 року
Не на Вкраїні, а далеко,
Аж за Уралом, за Елеком,
Старий недобиток варнак
Мені розказував отак
Про сю криницю москалеву,
А я, сумуючи, списав,
Та рифму нищечком додав,
Та невеличку і дешеву
(Звичайне, крадене) зобгав
Тобі поему на спомини,
Мій друже щирий, мій єдиний!
I
Після великої зими
За Катерини за цариці,
Москаль ту викопав криницю;
А як він викопав, то ми
Оце й розкажемо в пригоді,
А ви записуйте — не шкодить
Такую річ і записать.
Бо се не казка, а билиця,
Або бувальщина, сказать.
Отак пишіть. Була криниця,
Ні, не криниця, а село,
Пишіть, давно колись було
Межи садами, при долині,
Таки у нас на Україні
Було те божеє село.
В селі тому вдова жила,
А у вдови дочка росла
І син малоліток.
Добре мати діток
Багатому, хвалить бога
В розкошах! А вбогій
Вдові не до того,
Бо залили за шкуру сала,
Трохи не пропала.
Думала іти в черниці
Або вбитись, утопитись,
Так жаль маленьких діток стало
Звичайне, мати, що й казать.
Та, може, ждався-таки й зять:
Бо вже Катруся підростала
(Катрусею вдовівна звалась),—
Чи вік же їй продівувать?
Зносити брівоньки нізащо.
Хіба за те, що сирота?
А красота-то, красота!
Мій боже милий! А трудяще,
А чепурне, та роботяще,
Та тихе. Бач, і сирота,
А всім була навдивовижу.
Бувало, вигляне із хижі,
Як тая квіточка з роси,
Як теє сонечко з-за хмари.
Ввесь похолону, неживий
Стою, бувало. Ані кара,
Ні муки, кайдани,
Ніже літа, сину,
Тії сили не втомили…
Отак і загину!
Так і згину. Бо дивися:
Смерті сподіваюсь,
А ридаю, мов дитина,
Як я нагадаю
Катерину. Слухай, сину,
Мій друже єдиний!
Слухай добре, та записуй,
Та на Україні,
Як бог тебе допровадить,
То розкажи, сину,
Що ти бачив диявола
Своїми очима.
II
Так, бачиш, дівонька ота
Росла собі. І роботящий
(Бо всюди сироти ледащо)
У наймах виріс сирота,
Неначе батькова дитина.
Отож той самий сиротина
У наймах сяк собі, то так
Придбав, сірома, грошенят,
Одежу справив, жупанину
Та ні відсіль і ні відтіль
Купив садочок і хатину;
Подякував за хліб і сіль
І за науку добрим людям
Та до вдовівни навпростець
Шелесть за рушниками!
Не торгувались з старостами,
Як те бува з багатирями;
Не торгувавсь і панотець
(На диво людям та на чудо),
За три копи звінчав у будень,
Без пихи, так, як довелось.
Отут-то, голубе мій сизий,
Отут-то й лихо почалось!
III
Уже, либонь, після покрови
Вертався з Дону я та знову
(Бо я вже двічі посилав
До дівчини за рушниками)
Послать і втретє міркував.
Та з чумаками та з волами
Якраз в неділю на весілля
До удовівни причвалав.
Пропало! Все добро пропало!
Ані щетинки не осталось.
Пропав і я; та не в шинку,
А на к о б и л і. На віку
Всі люде бачать лихо, сину,
Але такого, мій єдиний,
Такого лютого ніхто,
Ніхто і здалека не бачив,
Як я, лукавий. А тим часом
Просохли очі у вдови.
Неначе в бога за дверима,
У зятя та в сина
Стара собі спочиває,
А на Катерину,
На дитя своє єдине,
Тілько поглядає.
А я в шинку з п’яницями
Душу пропиваю!..
Та й пропив. Запродав душу,
І душу, і тіло;
Тіло катові, а душу!..
О боже мій милий!
Хотілося б жить на світі,
Та ба! Треба вчитись,
Ще змалечку треба вчитись,
Як на світі жити,
А то битимуть, та й дуже!..
Не знаю, мій друже,
Чи сатана лихо коїв?
Чи я занедужав?
Чи то мене злая доля
Привела до того,—
Таки й досі ще не знаю,
Не знаю нічого.
Знаю тілько, що тверезий,
Бо вже ані вина,
Ні меди, ні оковита
Не пилися, сину.
Отаке-то сподіялось.
Вмер батько і мати,
Чужі люде поховали…
А я, мов проклятий
Той Іуда, одринутий
І людьми, і богом,
Тиняюся, ховаюся,
І дійшло до того,
Що я вночі, підкравшися,
Максимову хату
(Бо його Максимом звали,
Вдовиного зятя)
Запалив. Згоріла хата.
А душа проклята
Не згоріла. Моя душа!
Мій друже, мій брате!
Не згоріла, а осталась,
Тліє, й досі тліє!
І коли вона зотліє,
Коли одпочине?
Святий знає.
IV
З переляку
Вмерла Катерина.
А Максим на пожарище
Та на попелище
Подивився. Нема ради!
Тілько вітер свище
У димарі та в комині.
Що на світі діять?
І що тепер йому почати?
Подумавши, перехрестивсь
Та й знов пішов у наймити
Голодні злидні годувати.
Вдова осталась не сама,
А з сином парубком; женити
Його збирались восени.
Аж гульк! Од матушки-цариці,
Таки із самої столиці,
Прийшов указ лоби голить.
Се в перший раз такий указ
Прийшов з Московщини до нас.
Бо на Вкраїні в нас, бувало,
У козаки охочі йшли,
А в пікінери вербовали,
Та теж охочих. На селі
Зобралася громада радить,
Кого голить у москалі.
Порадили громадою
Та скурвого сина,
Вдовиченка ледащицю,
Забили в скрипицю
Та й повезли до прийому.
Он яке твориться
На сім світі! Яка правда
У людей, мій сину.
Така й досі, я думаю,
В нас на Україні.
Та другої і не буде
В невольниках людях.
V
Через год ото й велика
Зима наступила.
До зеленої неділі
В байраках біліли
Сніги білі; тойді ж ото
І Очаков брали
Москалі. А Запорожжя
Перше руйновали.
Розбрелося товариство,
А що то за люде
Були тії запорожці —
Не було й не буде
Таких людей.
Під Очаков
Погнали й Максима.
Там-то його й скалічено,
Та й на Україну
Повернено з одставкою:
Бачиш, праву ногу
Чи то ліву підстрелено…
Мені не до того
Було тойді. Знову люта
Гадина впилася
В саме серце; кругом його
Тричі повилася.
Як той Ірод. Що тут робить?
Не дам собі ради.
А Максимові кривому
Нічого не вадить;
Шкандибав на милиці
І гадки не має.
А в неділеньку святую
Мундир надіває,
І медаль, і хрест причепить,
І заплете косу,
Та ще й борошном посипле.
Я не знаю й досі,
Нащо воно москалі ті
Коси заплітали,
Мов дівчата, та святеє
Борошно псували?
На іграшку, я думаю,
Так собі, абито!
Отож, було, мов генерал,
Максим сановито
Прибереться у неділю
Та й пошкандибає
У храм божий. На криласі
Стане, та й співає
За дяком-таки, та возьме
Та ще й прочитає
Апостола серед церкви.
Вивчився читати
У москалях. Непевний був
Максим отой, брате.
А трудящий, роботящий,
Та тихий до того,
Та ласкавий… Було, тобі
Ніже анікого
Не зачепить, ніже ділом,
Ніже яким словом.
«І талан, і безталання,
Все,— каже,— од бога,
Вседержителя святого,
А більш ні од кого».
Преблагий був муж на світі
Максим отой, сину.
А я! а я!.. не вимовлю.
Моя ти дитино!
Я вбив його. Постривай лиш,
Трохи одпочину.
Та тойді вже.
VI
Так ти кажеш,
Що бачив криницю
Москалеву, що ще й досі
Беруть з неї воду,
І хрест, кажеш, коло шляху
І досі господній
Стоїть собі на роздоллі.
А не розказали
Тобі люде там нічого?..
Вже повимирали
Тії люде, мої свідки,
Праведнії люде!
А я й досі караюся
І каратись буду
Й на тім світі.
Ось послухай,
Доводить до чого
Сатана той душу нашу:
Як не схаменеться
Та до бога не вернеться,
То так і воп’ється
Пазурями в саме серце.
Ось слухай же, сину,
Про Максима праведного…
Було, не спочине
Ніколи він. А в неділю
Або в яке свято
Бере святий псалтир в руки
Та й іде читати
У садочок. У садочку
Та у холодочку
Катерину поховали,
Отож у садочку
За упокой душі її
Псалтир прочитає,
Потім собі тихесенько,
Тихо заспіває
С о с в я т и м и; та й заплаче.
А потім пом’яне
О здравії тещу з сином
І веселий стане.
«Все од бога,— скаже собі,—
Треба вік дожити».
Отакий-то муж праведний
Був він на сім світі.
А у будень, то він тобі
Не посидить в хаті,
Все нишпорить по надвір’ю.
«Треба работати,—
Було, скаже по-московськи,—
А то, лежа в хаті,
Ще опухнеш». Та взяв якось
Заступ і лопату,
Та й пішов собі у поле
Криницю копати.
«Нехай,— каже.— Колись люде
Будуть воду пити
Та за мою грішну душу
Господа молити».
Вийшов в поле геть од шляху,
У балку спустився
Та й викопав при долині
Глибоку криницю.
(Не сам-один; толокою
Йому помагати
Й добрі люде приходили
Криницю копати).
І виложив цямриною,
І над шляхом в полі
Височенний хрест поставив…
Зо всього роздолля
Широкого було видно.
Се, бачиш, для того,
Щоб знать було, що криниця
Єсть коло дороги,
Щоб заходили з криниці
Люде воду пити
Та за того, що викопав,
Богу помолитись.
VII
А тепер уже, он бачиш,
Доходить до чого.
Що я стратить наміряюсь
Максима святого.
Отаке-то! А за віщо?
За те, за що Каїн
Убив брата праведного
У світлому раю.
Чи то було у неділю,
Чи в якеє свято?
Слухай, сину, як навчає
Сатана проклятий.
«Ходім,— кажу,— Уласович,
На твою криницю
Подивитись».— «Добре,— каже,
Ходімо напитись
Води з неї погожої».
Та й пішли обоє,
І відерце, і віжечки
Понесли з собою.
От приходим до криниці,
Я перш подивився,
Чи глибока. «Власовичу,—
Кажу,— потрудися
Води достать, я не вмію».
Він і нахилився,
Опускаючи відерце;
А я… я за ноги
Вхопив його та й укинув
Максима святого
У криницю… Такеє-то
Сотворив я, сину!
Такого ще не творилось
В нас на Україні.
Та й ніколи не створиться
На всім світі, брате!
Всюди люде, а я один
Диявол проклятий!
VIII
Через тиждень вже витягли
Максима з криниці
Та у балці й поховали.
Чималу каплицю
Поставили громадою,
А його криницю
Москалевою назвали.
От тобі й билиця
Про ту криницю москалеву.
Нелюдська билиця.
А я пішов у гайдамаки,
Та на Сибірі опинивсь.
(Бо тут Сибір була колись).
І пропадаю, мов собака,
Мов той Іуда! Помолись
За мене богу, мій ти сину,
На тій преславній Україні,
На тій веселій стороні,—
Чи не полегшає мені?
Русия сега изглежда отритната! Сякаш всички да и врагове! Всички я мразят страхуват се от нея или и завиждат. НЕ Е ТАКА.
Не забравяйте СПАСЕНИЕТО Е В РЪЦЕТЕ САМО НА ДОБРИТЕ С ЧИСТИ СЪРЦА!
Значи спасението е само във ВАС като НАРОД не като ИМПЕРИЯ!
Обичам ВИ! И Благодаря на вашите деди за всички добрини, които са сторили.
Но не искам вашите Господари и всичките Злини които са донесли!
Обичайте УКРАИНЦИТЕ те са най-истинските ВАШИ Братя!
Не им се сърдете, че сега не искат да живеят под един покрив с вас.
Дай БОЖЕ нещата един ден да се променят за Добро!
НО ЗАТОВА трябва да прочистим ДУШИТЕ и СЪРЦАТА си ВСИЧКИ!
ХРИСТИЯНСТВОТО не е стока за износ, гордост налагане.
А усещане за ИСТИНСКА ЧЕСТНА човешка справедливост, безкористност и доброта!
Не го губете и не го опорочавайте! Не търсете враговете си там където ги нямате!
Описал е всичко Честно и Почтено както го е видял и преживял всеки един Руски, който е дал сърцето си и кръвта си да освободи от турско робство своите Братя. Видял и недоверието, и неприязънта дори и е разбрал от къде е дошла тогава. 100% Вярно!
Но има и нещо друго за което и НИЕ и ВИЕ грешим! Разделението на Русофили и Русофоби е ЛЪЖА зад която се крият и от двете страни хора които мразят или НАС и ВАС. И ужасно много хора се подлъгват, че това е така.
Ще започна първо с нас Българите. Ние имам жестоки комплекси от това, че сме и ще бъдем употребени.
Нашите Русофили казват:
- Русия, трябва да се слуша, ние и го дължим! Тя ни освободи.
Да но нас ни освободи РУСКИЯ НАРОД БЕЗКОРИСТНО! 100% можем да бъдем благодарни само на него!
Нашите Русофобите казват:
- Русия е Държава искаща единствено да завладява, подчинява и унижава! Иска да господства над всички. Справедливостта там се разбира така: Ако се подчиняваш ще живееш, ако ли не заслужаваш да умреш! „ Руския народ е лош войнствен не търпящ възражения“ Щом живеят с тези правила значи всички смятат така! Не трябва да имаме нищо общо с него“
Да но за мен това не е така! Това е справедливостта на ИМПЕРИЯТА през цялата Руска история не на народа! За мен Руския народ, просто е твърде „Благороден, Търпелив и Горд“ и смята, че това е цената на Величието и Славата. И просто никога не е живял по друг начин. Освен да отдава всичките си сили Кръвта си за Родината.
Но от това да печели само ИМПЕРИЯТА.
Сега ситуацията с НАШИТЕ БРАТЯ в УКРАЙНА е същата. Всичко е просто!
ТЕ МРАЗЯТ ИМПЕРИЯТА, а Вие решавате че мразят ВАС.
Мразите ги защото искат да отидат в двуличния и лицемерен Европейски съюз.
Без да си давате сметка , че те просто искат да избягат от ОТКРОВЕНО Жестоката възстановяваща се ИМПЕРИЯ , която иска да използва и тях.
И Хитлер е подлъгал един Горд Народ като Германския да търси СПАВЕДЛИВОСТ за унижението си след Първата Световна Война.
"А Болгария - это ведь дома. Мы их освобождать пришли, значит, всё равно что
к себе пришли, они наши. У него там сад и имение, так ведь это имение всё
равно что мое; я, конечно, не возьму у него ничего, потому что я
благородный человек, да, правда, и власти не имею, но всё же он должен
чувствовать и навеки быть благодарным, потому что раз я к нему вошел, -
всё, что у него есть, это всё равно, что я ему подарил. Отнял у его
угнетателя турка, а ему возвратил. Должен же он понимать это... А тут вдруг
его никто и не угнетает - какая обидная неприятность, не правда ли?
Потом всё обнаружилось, и истина открылась многим из вознегодовавших,
хотя не всем, до сих пор не всем. Обнаружилось, во-первых, что болгарин
ничем не виноват в том, что он трудолюбив и что земля его родит во сто
крат. Во-вторых, в том, что и "косился", он не виноват. Взять уж одно то,
что он четыре столетия - раб и, встречая новых господ, не верит, что они
ему братья, а верит только, что они ему новые господа, да сверх того еще
боится прежних господ и тяжело про себя думает: "А ну как те опять вернутся
да узнают, что я хлеб-соль подносил?" Ну вот от этих-то внутренних вопросов
он и косился - и ведь прав был, вполне угадал, бедняжка: после того как мы,
совершив наш первый, молодецкий натиск за Балканы, вдруг отретировались, -
пришли ведь к ним опять турки и что только им от них было - теперь уже
достояние всемирной истории! Эти красивые домики, эти посевы, сады, скот -
всё это было разграблено, обращено в пепел и стерто с лица земли. Не
десятками и не сотнями, а тысячами и десятками тысяч истреблялись болгары
огнем и мечом, дети их разрывались на части и умирали в муках, обесчещенные
жены и дочери были или избиты после позора, или уведены в плен на продажу,
а мужья - вот те самые, которые встречали русских, да сверх того и те
самые, которые никогда не встречали русских, но к которым могли
когда-нибудь прийти русские, - все они поплатились за русских на виселицах
и на кострах."
Федор Михайлович Достоевский.
Дневник писателя. Сентябрь - ноябрь 1877 года
Только русские, которие не были в Болгарии могут сказат, что народ неблагодарний.
Неправильный контекст: Красота спасёт мир
Правильный контекст: Красота не спасёт мир.
Эта фраза, приписываемая Достоевскому, на самом деле была вложена им в уста героя «Идиота», князя Мышкина. Сам Достоевский в ходе развития романа последовательно демонстрирует, насколько Мышкин оказывается неправ в своих суждениях, восприятии окружающей реальности и, в частности, этой максиме.
http://www.adme.ru/vdohnovenie-919705/krasota-ne-spaset-mir-577805/http://www.adme.ru/vdohnovenie-919705/krasota-ne-spaset-mir-577805/
P.S. Для остальных - если говорите фейл, то уж будьте добры признать, что правила написания 19-го и 21-го века у современников так же несколько изменились из-за сложности переключения раскладки так уже мало кто делает.
Нету государства, которое без своей выгоди помагает другим, так и нет народа, которий желает жить по законам другого народа. Россия в своих "благих" делах всегда преследует определенную цель, будь то просто увиличение влиятельности, или захват територии и ресурсов (как природных, так и человеческих). Никто не говорит, что это плохо или неправильно. Как раз наоборот: каждое государство хочет процветать, быть больше, богаче, сильнее, независимее всех остальных. Это именно и есть правильно, все хотят жить в лучшей стране.
Но нельзя обманывать людей и прикрывать свои намерения всеобщим благом. А тем более оправдывать свои поступки псевдожеланиями других. Невозможно обьяснить захват суверенных государств стремлением воссоединить братние славянские народы, это бред, товарищи.
А сейчас посмотрим, что будет, если их же "демократия" обернется против них (теоретически): Великобритания распадается на Шотландию, Уельс и Англию, воссоединение Ирландии; Бельгия делится на франко- и нидерландоязычную; Каталония получает суверенитет от Испании, часть Чехии (Селезия) и Польши возвращается Германии, Канада делится на англо- и франкоязычную. Еще не полный перечень, просто нужно копнуть чуть глубже.
Так что любые посягательства на чужую територию, не важно это демократия или воссоединение славянских народов, очень редко происходят по желанию проживающих там людей. Обычно это все политика и завоевания