7 ноября – годовщина разгрома Троцкого

7 ноября 1927 года стал первым днём сталинской революции сверху, приведшей к изменениям и потрясениям, сопоставимым с событиями 1917 года. Именно в этот день, на который пришлась круглая дата – десятая годовщина событий осени 1917 года – был впервые официально использован и введён термин «Великая Октябрьская социалистическая революция». До этого события 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года официально именовались «Октябрьским переворотом».

Этот день стал днём разгрома «старой гвардии» Ленина-Троцкого и началом замены её на вершинах власти людьми Сталина. Произошло это после того, как 7 ноября 1927 года провалилась попытка переворота, подготовленного оппозицией. Как и события 1917 года, этот день стал революционной кульминацией войны. Правда, войны специфической, внутрипартийной, ведшейся между Сталиным и оппозиционерами.

Самое острое противостояние имело место на уровне идеологическом – между «построением социализма в одной стране», за что ратовали сталинисты, и «мировой революцией», в которой Советской России отводилась роль «вязанки хвороста» для разжигания глобального пожара, за что ратовали Троцкий и прочие оппозиционеры.

В открытую фазу схватка стала переходить в начале 1927 года, грозя ввергнуть только-только пережившую страшные потрясения страну в пучину новых катаклизмов. Как и полагается предшественнице революции, внутрипартийная война велась на уничтожение, практически на всех фронтах (политико-идеологических, финансово-экономических и т.д.) – видимых и невидимых.

Весной 1927 года последовало сенсационное разоблачение советской разведывательной агентуры в 8 (!) странах одновременно. Тогда же Сталин позволил себе впервые резко отозваться о Коминтерне, функционеров которого на заседании Политбюро обозвал «нахлебниками, живущими за наш счёт». К началу лета 1927 года резко обострились дипломатические отношения с Англией.

После их разрыва, особенно после панических речей Бухарина и высказываний Троцкого в духе того, что иностранная интервенция будет способствовать передаче власти в руки «истинных революционеров», а также поползших упорных слухов о скорой войне, городское население резко увеличило закупки продовольствия на случай войны.

Резко возросло количество актов саботажа на железных дорогах, электростанциях, телефонных сетях и телеграфе. К началу осени лишённое дешёвых товаров крестьянство, столкнувшееся с неблагоприятной политикой цен, резко снизило продажу зерна государству. В итоге, государство недобрало 128 млн. пудов.

В городах появились огромные очереди за продуктами, резко усилился товарный голод. Впереди замаячил грозный призрак всеобщего голода. Страна, как и в 1917-м, очутилась на грани новой революции. И эта революция началась. Но на этот раз она началась «сверху»...

Что же касается самой попытки переворота, то об этом, к сожалению, почти забытом факте, довольно подробно рассказывается в очень популярной на Западе между двумя мировыми войнами небольшой работе «Техника государственного переворота» европейского дипломата, журналиста и разведчика Курта Зуккерта, издавшего её под псевдонимом Курцио Малапарте.

Проиграв Сталину во внутриаппаратной схватке, Л.Д. Троцкий решил взять власть в свои руки иным путём. Днём Х было назначено 7 ноября 1927 года.

По словам Зуккерта-Малапарте, Лев Давидович, как и в 1917 году остался «верен своей тактике: на штурм государства он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Он хочет захватить власть не путём открытого восстания рабочих масс, а в результате «научно подготовленного» государственного переворота».

Люди «демона революции», готовившие переворот, были настолько уверены в своей победе, что даже особо не скрывали этого. Например, близкий друг и доверенное лицо троцкистов Якира и Примакова, «червонный казак» и комдив Д.А. Шмидт, накануне публично оскорбил Сталина и пообещал ему лично «отрезать ухи».

Ещё недавно бывший одним из всесильных большевистских вождей Л.Б. Каменев клятвенно заверял Троцкого, что всё пройдёт как задумывалось, поскольку «как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, партия скажет: «Вот Центральный комитет! Вот правительство!».

Всё это было лишь иллюзией, умело создававшейся Сталиным и чекистами. Одним из тех, кто помогал создавать её и держать выступление оппозиции под контролем был, к примеру, личный секретарь Каменева Я.Е. Эльсберг – агент-провокатор ОГПУ и доносчик, как говорится, «не за страх, а за совесть».

По словам Зуккерта-Малапарте, переворот 7 ноября должен был «начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов центрального комитета и комиссии по чистке в партии. Но Менжинский отразил удар: красногвардейцы Троцкого никого не застают дома. Вся верхушка сталинской партии укрылась в Кремле, где Сталин, холодный и невозмутимый, ждёт исхода борьбы между силами повстанцев и специальным отрядом Менжинского... Невидимому натиску Троцкого он противопоставляет невидимую оборону...

Пока полицейские подразделения ГПУ обеспечивают безопасность политических и административных органов государства, Менжинский сосредотачивает силы своего специального отряда на защите технических центров. Этого Троцкий не предвидел.

Он слишком презирал Менжинского и был слишком высокого мнения о себе, чтобы считать руководителя ГПУ достойным противником (Лев Давидович, как и сам Малапарте, не знал, что уже полностью опустившийся к этому времени, вызывавший презрение даже у старых знакомых, превратившийся в законченного наркомана В.Р. Менжинский использовался в качестве ширмы его замом Г.Г. Ягодой, постепенно прибиравшим к рукам весь аппарат ОГПУ).

Слишком поздно он замечает, что враги сумели извлечь урок из событий октября 1917 года. Когда ему сообщают, что попытка захвата телефонных станций, телеграфа и вокзалов провалилась, и что события принимают непредвиденный, необъяснимый оборот, он сразу отдаёт себе отчёт в том, что его повстанческая акция натолкнулась на систему обороны, не имеющую ничего общего с обычными полицейскими мерами, но всё ещё не отдаёт себе отчёта в реальном положении вещей.

Наконец, узнав о неудавшейся попытке захвата московской электростанции, он круто меняет план действий: теперь он будет целить в политическую и административную структуру государства. Он уже не может рассчитывать на свои штурмовые отряды, отброшенные и рассеянные неожиданным и яростным сопротивлением врага, а потому решает отказаться от своей излюбленной тактики и направить все усилия на разжигание всеобщего восстания...».

Но и эта затея Троцкого кончилась полным крахом. Выступление оппозиционеров в Москве было рассеяно милицией. Пытавшегося обратиться к колоннам демонстрантов перед Зимним дворцом Зиновьева освистали, не дав ему говорить, а Троцкого, пробовавшего привлечь внимание колонн, двигавшихся к Красной площади, с балкона гостиницы «Националь», забросали камнями.

Полным крахом окончилась и попытка выступления на Украине, куда в начале ноября 1927 года выехал эмиссар «Демона революции» Х. Раковский, посетивший Харьков, Днепропетровск и Запорожье.

После победы на политико-идеологическом фронте, сталинцы с помощью чекистов предприняли широкомасштабное наступление на фронте финансовом. Самая жаркая схватка разгорелась вокруг тайных счетов «неподкупных ленинцев», бывших ключевыми фигурами в финансировании партии во время Первой мировой войны.

Уже спустя 8 дней после неудавшегося переворота, 15 ноября, Троцкий и Зиновьев были исключены из партии. Шеф ОГПУ Менжинский по линии ЦК был вызван в Центральную Контрольную Комиссию, где ему задали ряд вопросов о его деятельности на финансовом, чекистском и дипломатическом поприще в 1917-1920 гг. Больше всего спрашивавшие интересовались суммами, прошедшими в то время через руки первого «красного банкира».

Видимо, от внезапно нахлынувших воспоминаний у Менжинского случился сердечный приступ. Это позволило упрятать его под домашний арест, а фактическое руководство чекистским аппаратом и следствием перешло непосредственно к заместителю Вячеслава Рудольфовича Г.Г. Ягоде и его людям. Чтобы освежить память Менжинского, ему была устроена очная ставка с бывшим послом в Германии А.А. Иоффе, которому посоветовали «навестить старого, больного друга».

Навестив друга, Адольф Абрамович 16 ноября застрелился, написав в предсмертной записке: «Я не сомневаюсь, в то же время, что моя смерть более полезна, чем продолжение моей жизни».

Вместо него, с подачи Ягоды, содержавшегося на подмосковной даче Менжинского стал почти каждую неделю навещать другой красный олигарх Я. Ганецкий, который за 4 последующих месяца посещений «старого партийного товарища» полностью поседел и стал жаловаться на пошатнувшееся здоровье.

17 ноября 1927 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР Л.Д. Троцкий был освобождён от обязанностей председателя концессионного комитета, а на его место был назначен малоизвестный В.Н. Касандров. Поражение Троцкого и его сторонников резко ухудшило условия деятельности в Советской России иностранного капитала. Международные проходимцы и аферисты (А. Хаммер и др.) поняли, что время, когда придётся «сматывать удочки» – «не за горами».

Что же касается левой оппозиции, то её «системный» разгром завершился в декабре 1927 года на XV съезде РКП(б), утвердившем решение об исключении из рядов партии почти ста сторонников Троцкого, Зиновьева и Каменева.

После этого оппозиционеры изменят тактику. Первым «порвёт с оппозицией» Г. Сокольников, который уже на XV съезде заявил, что должен был «разойтись с оппозиционным блоком в силу коренных разногласий с ним» уже несколько месяцев назад. За это он был оставлен в составе ЦК, избранного на съезде.

Вслед за Сокольниковым капитулировали зиновьевцы, вождь которых согласился покаяться, отрёкся от троцкизма и был восстановлен в партии, но потерял всякий вес. Примеру зиновьевцев последовала лишь незначительная группка троцкистов, первым из которой о раскаянии заявил Пятаков.

После него «разорвали с оппозицией» Крестинский и Антонов-Овсеенко. По свидетельству троцкиста, а позже диссидента-антисоветчика Авторханова, «большинство оппозиционеров, заявивших о разрыве с оппозицией, сделало это для того, чтобы на деле продолжить борьбу за свои идеи. Троцкисты этого толка были во всех звеньях органов государственного управления, за исключением самого партийного аппарата и органов политической полиции».

Причиной заявлений о «раскаянии» стало то, что одумавшийся Троцкий передал через «раскаявшегося» Крестинского секретное, директивное письмо-указание всем исключённым из партии и отправленным в ссылку, чтобы каждый написал покаянное письмо в ЦК с признанием своих ошибок и правильности «генеральной линии партии».

«Демон революции» требовал также в этом послании, чтобы его люди вернулись в партийные ряды и вновь заняли руководящие посты.

Сам же нераскаявшийся Лев Давидович сначала был сослан в январе 1928 года в удалённый район Казахстана на границе с Китаем. А затем, в январе 1929 года выслан в Турцию, где проживал до середины июля 1933-го на Принцевых островах в приобретённой им вилле турецкого паши.

Там, вскоре после высылки, Троцкий дал интервью немецкому писателю Э. Людвигу, на вопрос которого: «Когда вы рассчитываете снова выступить открыто?» ответил: «Когда представится благоприятный случай извне. Может быть война или новая европейская интервенция, тогда слабость правительства становится стимулирующим средством». (Характеризуя цели Троцкого, У. Черчилль позже напишет, что тот «стремился мобилизовать всех подонков Европы для борьбы с русской армией»).

К моменту высылки Троцкого, заместитель председателя ОГПУ Г.Ягода предоставил Сталину номера личных счетов и цифры хранящихся на них сумм, принадлежавших красным олигархам из «старой гвардии».

К этому времени уже практически все каналы многомиллиардной «утечки» за океан были перекрыты. Русское золото потекло не в «артерии» западной и, прежде всего, американской экономики, а стало использоваться для построения социализма в одной стране. Оно стало фундаментом невидимой экономической революции.