6822
10
Как сейчас живёт город, ставший одной из самых горячих точек Донбасса, в котором каждая семья пережила личную трагедию – гибель родных или друзей или соседей, рассказывает публицист Ева Меркурьева.
Война для Дебальцево — города при крупном железнодорожном узле — не просто сводки.
Война разделила для местных жителей время на «до» и «после».
Война разделила для местных жителей время на «до» и «после».
Прежде здесь жили 25 тысяч народу, при освобождении города армией Донецкой народной республики в феврале 2015-го местных жителей оставалось не более 5 тысяч. По разным данным, процент разрушений жилья и коммуникаций в Дебальцево — 80–90. Черточка между цифрами.
Черточка эта вполне соответствует лозунгу украинских «патриотов»: «Донбасс будет либо украинским, либо безлюдным!»
Ни света. Ни тепла. Ни воды. Ни еды. Ни лекарств.
Украинские вояки, выбираясь из «котла» оставляли город разоренным, сожженным, почти мертвым.
Черточка эта вполне соответствует лозунгу украинских «патриотов»: «Донбасс будет либо украинским, либо безлюдным!»
Ни света. Ни тепла. Ни воды. Ни еды. Ни лекарств.
Украинские вояки, выбираясь из «котла» оставляли город разоренным, сожженным, почти мертвым.
×
Местных жителей Киев не считал людьми — исключительно «террористами» и «пособниками». Их никто не жалел, о них никто не проливал слез под лозунгами о единстве Украины.
Трагедию Дебальцево пока еще трудно оценить — слишком свежи раны.
Трагедию Дебальцево пока еще трудно оценить — слишком свежи раны.
Сейчас город оживает. Говорят о 10–12 тысячах возвратившихся. Впрочем, толком никто точных цифр назвать не может — каждый день люди, вытесненные войной и разрухой из родных мест, возвращаются. Чтобы продолжать жить.
Однако, не нужно никакой статистики, чтобы понять, насколько пострадал город. Вот она, статистика, прямо перед глазами — многоэтажки, от половины квартир в которых остались зияющие черными дырами окна.
В каждом таком доме живут люди.
Однако, не нужно никакой статистики, чтобы понять, насколько пострадал город. Вот она, статистика, прямо перед глазами — многоэтажки, от половины квартир в которых остались зияющие черными дырами окна.
В каждом таком доме живут люди.
Где-то уже вставлены новые стекла, где-то окна затянуты пленкой, где-то — забиты фанерой или ДСП. Так и стоят — залатанные-перелатанные, напоминая о том, о чем вспоминать никто здесь не хочет.
— Бабушке Люсе повезло! — показывают на бедно одетую старушку в очках ее соседи. — Глухая она, не слышала взрывов, в подвале не пришлось прятаться. Не боялась она обстрелов из-за глухоты своей.
Бабушка Люся удивленно смотрит на большие черные пакеты с едой, которые принесли волонтеры, и плачет без слез. Слез у нее не осталось — все выплаканы.
— А вот и подвал наш! — бойкий мальчуган кивает на дыру в доме у самой земли. — Стену вынесло, но это ничего. Все равно мы прятались, чтобы не убило?
— Страшно было? — неосторожно спрашивает мальчишку сосед, не заставший ужас постоянных обстрелов. Те, кто застал, таких вопросов детям не задают.
— Страшно… — отвечает мальчик. — Всем страшно было.
— А у нас к бабушке в дом прилетел снаряд… — говорит худенькая девочка в голубой куртке. — Бабушку сначала ранило осколками, а потом она умерла… Во-от такие осколки!
Девочка разводит ладошки. Взрослые морщатся и отворачиваются, силясь не заплакать.
Воспоминания — словно нож в ране.
— Бабушке Люсе повезло! — показывают на бедно одетую старушку в очках ее соседи. — Глухая она, не слышала взрывов, в подвале не пришлось прятаться. Не боялась она обстрелов из-за глухоты своей.
Бабушка Люся удивленно смотрит на большие черные пакеты с едой, которые принесли волонтеры, и плачет без слез. Слез у нее не осталось — все выплаканы.
— А вот и подвал наш! — бойкий мальчуган кивает на дыру в доме у самой земли. — Стену вынесло, но это ничего. Все равно мы прятались, чтобы не убило?
— Страшно было? — неосторожно спрашивает мальчишку сосед, не заставший ужас постоянных обстрелов. Те, кто застал, таких вопросов детям не задают.
— Страшно… — отвечает мальчик. — Всем страшно было.
— А у нас к бабушке в дом прилетел снаряд… — говорит худенькая девочка в голубой куртке. — Бабушку сначала ранило осколками, а потом она умерла… Во-от такие осколки!
Девочка разводит ладошки. Взрослые морщатся и отворачиваются, силясь не заплакать.
Воспоминания — словно нож в ране.
На стадионе раздают гуманитарную помощь. Дети восторженно смотрят на конфеты в блестящих обертках. Не шумят, не толкаются — жмутся к мамам. Послушно оттопыривают маленькие карманчики для угощения. На личиках — радость.
— Мне не разрешают ничего брать у незнакомых людей! — строго говорит малышка и отворачивается от печенья, щедро посыпанного сахаром. Но тут же вопросительно смотрит на маму и складывает ручки лодочкой.
«У счастья будто вкус печенья» — вещает реклама.
Для детей Дебальцево у счастья действительно вкус печенья и конфет. Обычного печенья и обычных конфет.
А еще счастье — это тишина.
Взрыв. Неожиданно и пугающе близко. Это эхо разминирования.
«Что это, мама? Что это было?» — сразу же раздается нестройный хор детских голосов. И каждый ребенок мгновенно уходит в себя. И не растормошить — ни конфетами, ни печеньем.
Страх никуда не исчез. Он еще здесь. Он не отпускает. Дети живут с этим страхом внутри. Все время. И пока это не изменить.
Жутко. Жутко видеть город, в котором нет живого места. Судя по масштабу разрушений, силами так называемой «антитеррористической операции» в Дебальцево уничтожено гораздо больше местных жителей, чем об этом говорится в отчетах ОБСЕ.
Никто на самом деле не считал всех погибших.
— Мне не разрешают ничего брать у незнакомых людей! — строго говорит малышка и отворачивается от печенья, щедро посыпанного сахаром. Но тут же вопросительно смотрит на маму и складывает ручки лодочкой.
«У счастья будто вкус печенья» — вещает реклама.
Для детей Дебальцево у счастья действительно вкус печенья и конфет. Обычного печенья и обычных конфет.
А еще счастье — это тишина.
Взрыв. Неожиданно и пугающе близко. Это эхо разминирования.
«Что это, мама? Что это было?» — сразу же раздается нестройный хор детских голосов. И каждый ребенок мгновенно уходит в себя. И не растормошить — ни конфетами, ни печеньем.
Страх никуда не исчез. Он еще здесь. Он не отпускает. Дети живут с этим страхом внутри. Все время. И пока это не изменить.
Жутко. Жутко видеть город, в котором нет живого места. Судя по масштабу разрушений, силами так называемой «антитеррористической операции» в Дебальцево уничтожено гораздо больше местных жителей, чем об этом говорится в отчетах ОБСЕ.
Никто на самом деле не считал всех погибших.
Вот по этой улице в частном секторе ездил украинский танк и просто расстреливал в упор жилые дома. Куражился. Для танкистов человеческая жизнь ровным счетом ничего не стоила. Впрочем, она ничего не стоила и для тех, кто прислал этих танкистов вместе с танком в Дебальцево.
После отступления из Дебальцево украинские вояки плакались о многочисленных потерях — и карты местности были неточными, и приказы командования были невнятными, и пути отхода приводили в засады. Вояки наивно полагали, что их жизни для Киева важнее и нужнее, чем жизни, которую они отняли у женщин, мужчин, детей, стариков в Дебальцево.
Но это оказалось не так.
После отступления из Дебальцево украинские вояки плакались о многочисленных потерях — и карты местности были неточными, и приказы командования были невнятными, и пути отхода приводили в засады. Вояки наивно полагали, что их жизни для Киева важнее и нужнее, чем жизни, которую они отняли у женщин, мужчин, детей, стариков в Дебальцево.
Но это оказалось не так.
Сейчас на улице, которую расстреливал украинский танк, ждут появления на свет двойняшек. Молодая женщина Вера должна вот-вот принести в этот мир две новых жизни. Детям здесь рады. Дети — это восполнение человеческих потерь, которые понесло Дебальцево.
Вера живет очень трудно. Ее муж и брат — в ополчении. Для старшей трехлетней дочурки половина жизни — война, а годовалый сын родился, когда война вовсю полыхала.
Приданое для будущих малышей Веры собирают всем миром. Война научила людей иначе относиться к вещам. Делиться с теми, кому нужнее.
Вещи ничего не значат. Их можно потерять в один миг. Навсегда.
Шмотки, холодильники, телевизоры, ковры и евроремонты — все это мгновенно превращается в ничто.
Важна только жизнь.
Вера живет очень трудно. Ее муж и брат — в ополчении. Для старшей трехлетней дочурки половина жизни — война, а годовалый сын родился, когда война вовсю полыхала.
Приданое для будущих малышей Веры собирают всем миром. Война научила людей иначе относиться к вещам. Делиться с теми, кому нужнее.
Вещи ничего не значат. Их можно потерять в один миг. Навсегда.
Шмотки, холодильники, телевизоры, ковры и евроремонты — все это мгновенно превращается в ничто.
Важна только жизнь.
У пятилетней Полины война забрала самого близкого человека — маму. Когда во двор влетел смертельный «подарок» от Киева — украинский снаряд — мама только и успела, что отбросить дочку, приняв на себя град осколков.
Полине приходят посылки с красивыми платьями, игрушками и конфетами. Многие люди, сочувствуя горю семьи, готовы выполнить любое желание девочки. Но что ни делай, ни одно платье и ни одна кукла не заменит малышке маму. Никогда.
А в этой семье пять человек из большой дружной родни задавил украинский военный грузовик. Тела взрослых и детей так и лежали на дороге несколько дней, их невозможно было забрать и похоронить. Вояки стреляли по людям как по живым мишеням.
Таких историй в Дебальцево не десятки — их сотни.
А слова «прямое попадание» произносит каждый второй из тех, кто встретился на пути.
Это значит — черная дыра окна в многоэтажке, вещи, превращенные в пыль, пожарище вместо дома, снесенные стены или крыша.
Улицы, на которых нет ни одного уцелевшего дома.
Полине приходят посылки с красивыми платьями, игрушками и конфетами. Многие люди, сочувствуя горю семьи, готовы выполнить любое желание девочки. Но что ни делай, ни одно платье и ни одна кукла не заменит малышке маму. Никогда.
А в этой семье пять человек из большой дружной родни задавил украинский военный грузовик. Тела взрослых и детей так и лежали на дороге несколько дней, их невозможно было забрать и похоронить. Вояки стреляли по людям как по живым мишеням.
Таких историй в Дебальцево не десятки — их сотни.
А слова «прямое попадание» произносит каждый второй из тех, кто встретился на пути.
Это значит — черная дыра окна в многоэтажке, вещи, превращенные в пыль, пожарище вместо дома, снесенные стены или крыша.
Улицы, на которых нет ни одного уцелевшего дома.
«Ничего, жизнь потихоньку налаживается… — люди стараются не вспоминать о войне. — Вот тепло дали».
Для них время «после» течет иначе. Не по календарю. По событиям.
Дали тепло. Вставили стекла в школах. Открыли супермаркет. Восстановили освещение центральной улицы.
Совершенно рядовые вехи. Это для нас. А для них, для дебальцевских, каждое событие городского масштаба — подтверждение того, что жизнь продолжается. Дети, которым украинский президент определил судьбу сидеть в подвалах, вернулись в светлые школьные классы.
А ведь Порошенко называл сидение детей в подвалах одним из непременных условий победы «извечных рыцарей» АТО, многие из которых нашли свою смерть в «дебальцевском котле».
Во имя чего они бесславно и бессмысленно погибли? Во имя чего разрушили город?
Нет ответа. Только пустые лозунги. Фальшивые насквозь.
— Света, ты какой подарок на Новый Год хочешь? — интересуются у девочки-дошкольницы волонтеры.
— Мишку хочу!
— Большого?
— Нет, не большого. Маленького мишку. Большого же с собой не возьмешь, когда стрелять будут… — серьезно говорит девочка, удивляясь странным взрослым, не понимающим бесполезность громоздкой игрушки во время обстрела.
Наш водитель, видавший виды крепкий мужик из Донецка, веселивший нас всю дорогу в Дебальцево байками, на обратном пути долго и тяжело молчал. А потом произнес: «Я понял, что живу в раю…»
В сравнении с Дебальцево даже Донецк, в котором не смолкает канонада, ему кажется раем…
Благодаря Еве Меркурьевой десятки детей, оставшихся без родителей из-за войны, а также десятки находящихся в бедственном положении жителей Дебальцево, Спартака, Донецка и других городов Донбасса, обеспечены медикаментами, одеждой и прочим необходимым.
Для них время «после» течет иначе. Не по календарю. По событиям.
Дали тепло. Вставили стекла в школах. Открыли супермаркет. Восстановили освещение центральной улицы.
Совершенно рядовые вехи. Это для нас. А для них, для дебальцевских, каждое событие городского масштаба — подтверждение того, что жизнь продолжается. Дети, которым украинский президент определил судьбу сидеть в подвалах, вернулись в светлые школьные классы.
А ведь Порошенко называл сидение детей в подвалах одним из непременных условий победы «извечных рыцарей» АТО, многие из которых нашли свою смерть в «дебальцевском котле».
Во имя чего они бесславно и бессмысленно погибли? Во имя чего разрушили город?
Нет ответа. Только пустые лозунги. Фальшивые насквозь.
— Света, ты какой подарок на Новый Год хочешь? — интересуются у девочки-дошкольницы волонтеры.
— Мишку хочу!
— Большого?
— Нет, не большого. Маленького мишку. Большого же с собой не возьмешь, когда стрелять будут… — серьезно говорит девочка, удивляясь странным взрослым, не понимающим бесполезность громоздкой игрушки во время обстрела.
Наш водитель, видавший виды крепкий мужик из Донецка, веселивший нас всю дорогу в Дебальцево байками, на обратном пути долго и тяжело молчал. А потом произнес: «Я понял, что живу в раю…»
В сравнении с Дебальцево даже Донецк, в котором не смолкает канонада, ему кажется раем…
Благодаря Еве Меркурьевой десятки детей, оставшихся без родителей из-за войны, а также десятки находящихся в бедственном положении жителей Дебальцево, Спартака, Донецка и других городов Донбасса, обеспечены медикаментами, одеждой и прочим необходимым.
Новости партнёров
реклама
P.S Судя по тому ,что происходит на переговорах в Минске (они просто СТОЯТ на месте или БУКСУЮТ) НИКАКОГО ПРИМИРЕНИЯ ПРОСТО НЕ МОЖЕТ быть и НЕ БУДЕТ!!! Киев НИКОГДА БОЛЕЕ НЕ СМОЖЕТ КОНТРОЛИРОВАТЬ эти ТЕРРИТОРИИ!
Замороженный на туеву тучу лет конфликт, что бы в случае чего его можно было в своих целях использовать...
По сути вся нефть у них.
За последние лет 10, много таких государств возникло.
А причиной было то что Китай договорился с Суданом о нефти...
После этого через пол года происходит революция и откалывается весь нефтеносный район. Случайность? Не думаю.
У Ю.Судана нет выхода к морям-океанам, как Беларусь заперт на материке.