FISHKINET
"По-любому трофей" "По-любому трофей" Сотрудники ФСБ предотвратили теракт в Ставрополье Сотрудники ФСБ предотвратили теракт в Ставрополье "Ты никогда шахидом не станешь": мать главаря террористов попросила прощения у пострадавших в "Крокусе" "Ты никогда шахидом не станешь": мать главаря террористов... 13 изобретений, которые могли придумать только в Японии 13 изобретений, которые могли придумать только в Японии Просто гифки, всякие и разные Просто гифки, всякие и разные Красивый и сложный трюк в исполнении гимнасток Красивый и сложный трюк в исполнении гимнасток Хозяин сбросил пса до заводских настроек Хозяин сбросил пса до заводских настроек Девушка, которая точно знает, чем заманить мужчину Девушка, которая точно знает, чем заманить мужчину В Подмосковье задержали полицейских, фиктивно поставивших на учёт 1500 мигрантов В Подмосковье задержали полицейских, фиктивно поставивших на учёт... Парень с разбега прыгнул в толпу спецназовцев, избивавших его отца Парень с разбега прыгнул в толпу спецназовцев,... Генпрокуратура потребовала национализировать крупнейшего производителя российских макарон Генпрокуратура потребовала национализировать крупнейшего... "Для чего эта штука?": 30 раз, когда пользователи сети прояснили ситуацию "Для чего эта штука?": 30 раз, когда пользователи сети прояснили... Ларец желаний и те, кто их загадывает Ларец желаний и те, кто их загадывает "Илюха, выздоравливай!": звёзды хоккея поддержали мальчика, пострадавшего в московском теракте "Илюха, выздоравливай!": звёзды хоккея поддержали мальчика,... Пьяный россиянин устроил драку с полицейскими в Таиланде Пьяный россиянин устроил драку с полицейскими в Таиланде Росгвардия "против" полиции Росгвардия "против" полиции Как меняется человек, преодолевший зависимость: 25 снимков «до и после» Как меняется человек, преодолевший зависимость: 25 снимков «до и... Зависть — дело наживное Зависть — дело наживное Вместе на всю жизнь: сиамские близнецы Эбби и Бриттани вышли замуж Вместе на всю жизнь: сиамские близнецы Эбби и Бриттани вышли замуж
Истории

Истории

13972
Клад купца Скок-Босяцкого



ЧТО Я УЗНАЛ, НО ПОКА НЕ УВИДЕЛ...
Телефонный звонок вырвал меня из цепких объятий Анжелины Джоли. Я сел в кровати, покрутил головой, дабы окончательно проснуться, и снял трубку.
-- Старик! Мы нашли следы каравана!!! - орал Витёк, изгоняя из моей памяти недавний сладкий сон, - но это не всё, - перешёл мой приятель на
пониженный тон, - я нашёл КАРТУ! Ты понимаешь? КАРТУ!!!
Мой друг Витя. Это голова. Образованная и думающая. Ищущая, но пока не нашедшая. Историк по образованию, искатель приключений по призванию и
авантюрист по духу.
Недавно он и ещё один знакомый кекс, Овечкин, отправились по следам сибирского купца Скок-Босяцкого, бежавшего после революции на запад. Пол
года назад Виктор нашёл в неких архивах записи каких-то ведомств, из коих следовало, что в начале двадцатых известный купец распродал все свои
рудники и, по типу легендарного Остапа Бэндера, вложил всю наличку в золото и камни. Снарядил обоз с этим сокровищем, но был настигнут красными
и ликвидирован.
Сокровища же не нашли. Скорее всего, драпающий богатей успел закопать презренный металл по пути следования. И вот эта идея дала пищу для
неспокойного ума Витьки-историка.
-- Мужики, - вещал Витя перед экспедицией, запивая водку пивом, - нам повезло. Мне известно, откуда выехал Скок-Босяцкий. Из Усть-Илимска, - и
он убедительно помахал перед моим носом какими-то пожелтевшими дореволюционными бумажками с "ятями", - оттуда, следуя по единственному тогда
тракту, он мог отправиться только на юго-запад... Проследуем за ним до места, где его чпокнул,и и...
-- А откуда тебе всё это известно? - наивно спросил Витю Овечкин, очень добрый малый, у которого весь мозг ушёл в мясо. И его, мяса, было
много. Овечкин, всегда, сколько я его знал, жрал и рос.
-- Откуда? - переспросил историк. - Да из архивов. Мы пойдём по следам Босяцкого и очень аккуратно и скрупулёзно будем искать заныканное бабло!
-- А где? Где его искать? - продолжал не понимать Овечкин.
-- Как где? - натурально удивился Витя, - в Сибири.
Роли были распределены с самого начала. Я - кошелёк, Витя - мозг, а Овечкин всё остальное - круглое таскать, квадратное катить. И, естественно,
копать. Если повезёт.
Я испытываю настолько сильное отвращение к физическому труду, что даже самые радужные перспективы не заставили бы меня взять в руки заступ, а
Витя это чистый мозг. И весь его организм, включая кости стопы, служат сугубо на благо двухсот грамм серого вещества в очкастой голове.
Подсчитав возможные потери от очередной авантюры, я всё-таки решил рискнуть: в тайне надеялся на мозговитого кореша, хоть и слабо представлял
себе будни кладоискателя.
Витя взял покорного Овечкина, обещав тому отличное проведение лета на природе, и трухлявый "ТУ" унёс их в бескрайний сибирский край - край
шаманов, тайги и купеческого золота, ждущего в земле своего спасителя.
И вот, как только я начал наслаждаться мерным покачиванием грудей Джоли (вид снизу), телефонный звонок...
"..так что выезжай, мэн, мы тебя тут встретим", звучал витин голос у меня в голове когда я брился, собирал вещи, оформлял билет и прочее...
ЧТО Я УВИДЕЛ, НО ПОКА НЕ УЗНАЛ...
Сибирь встретила меня своим нежно тёплым летом. Словно женщина, крупная и добрая, она обняла меня как дорогого гостя, намекая на всё, но ничего
не гарантируя.
В местном аэропорту, куда я прилетел после пересадки в Новосибирске, мне предстали физиономии моих подельников - искусанный комарами
меланхоличный блин Овечкина и очкастая счастливая рожа историка-затейника.
-- Старина!! - завопил, едва заметив меня, Витька, - ты не представляешь, НАСКОЛЬКО нам повезло...
-- Представляю, иначе меня бы здесь не было, - угрюмо заметил я, пожимая им руки - маленькую потную витькину и овечкинский ковш.
На парковке нас ждал допотопный УАЗ, лучшее из того, что мы могли себе позволить. "Буханка" была выкрашена в весёлый грязно-зелёный цвет и
проржавела настолько, что через рванные дырки в корпусе был виден интерьер этого уродца отечественного автопрома.
Я забрался на переднее сиденье и мы поехали.
-- Понимаешь, - начал рассказывать, опуская знаки препинания, Витька, - ну приехали мы, осмотрелись на местности. Я привязал кое-какие
ориентиры из документов. Вроде понятней стало, так, мы и отправились, вроде по следу каравана, там ведь телег было не меньше дюжины, караван?,
а то... но не получалось ничего, я уж думал, что всё, сушим вёсла, а потом на постой остановились, ну у бабки одной... Настёны...
Тут "буханка" провалилась в такую колдобину, что Витёк прикусил язык, а сзади раздался тяжёлый стук - Овечкимн приложился головой к борту, но
не отреагировал на внешний раздражитель.
-- ЫЫЫЫ, бля, дороги тут ни в манду ни в Красную армию, ну так вот, бабка-то и сказала, что тракт старый ещё при Хрущёве забросили, а я-то,
наивняк, не дошурупил посмотреть изменения заранее, думал, глухомань такая, что всё по прежнему, а мог бы, ну вот отправились мы по той дороге
заросшей, никто уж там не лазит, и тут натолкнулись мы на заброшенную гать...
УАЗ нырнул в очередную дорожную яму. Сзади опять долетел стук, а Витька снова выругался.
-- ...ну не буду тебя мучить, потратили два с половиной месяца, в палатке жили, тайга, свидетелей нет никаких, просто тупо лазили по кустам по
всему маршруту, и вот однажды нашли ещё один спуск, там всё колючками поросло, наверно потому местные не шарились там особо, там по склону
дорога идёт, на лошади запросто, а с телегами никак, вот я и подумал, что объезд должен быть, мы его, шельму, объезд этот трёханный ещё три дня
искали и нашли таки, а там заросло уж всё, но явно колеи видны ещё, а потом Овца вход в пещеру нашёл, Овца, расскажи...
Сзади шевельнулась туша Овечкина.
-- Ну, так. Я в лес пошёл, а там вход... - медленно, подбирая слова выдал Овца, - ну я внутрь. Темнота, как у негра в жопе...
-- О, ты уже и там успел побывать, - не выдержал Витька: новости распирали его, - там пещера и скелет красного командира. У Скок-Босяцкого была
охрана. Точно. Значит, этот красный из нападавших. При чём мертвяк этот убит был, то ли ещё что, но у него в руке была зажата карта! Ты
понимаешь? То есть он явно был в курсе клада.... если карта у него... да ща сам увидишь...
Витька полез правой рукой в нагрудный карман и протянул мне довольно большой платок с какими-то тёмными письменами. Действительно, рисунок
напоминал грубую, впопыхах написанную карту. Явно виднелась река и какие-то точки по берегам её, закорючки... но машину трясло, видно было
плохо, и я вернул находку.
-- А откуда ты знаешь, что мертвяк из красных? - резонно заметил я.
-- Так у него пуговицы не истлели и кобура деревянная рядом... пустая правда... там холодно и сухо, в пещере, так даже шинель и фуражка немного
сохранились... ну чуть-чуть совсем... но видно.
-- Странно, а чего же он карту в руке зажал и помер?
-- Нет, это как раз понятно, - махнул лапкой Витька, - он свидетелем был, про сокровище знал, и решил себе карту сделать, на будущее... а его
за этим делом застали или просто как свидетеля, ёбс - и нету, - Витёк изобразил руками как делают "ёбс" свидетелю.
Становилось очень интересно. Ехали мы долго. Часа четыре. По дороге я ещё имел счастье наслушаться о тяжёлых таёжных буднях.
В сумерках мы бросили "буханку" на одной из богом забытых дорог и пёхом углубились в лес. Ещё час спустя, уже практически в темноте,
подсвечивая себе фонариками, мы вышли к "лагерю" - кострище, палатка и витькины носки на ветке.
Я залез в пропахшую потом палатку, думая, что заснуть в таких условиях будет проблематично, но заснул сразу же, стоило мне принять
горизонтальное положение. Проснулся я лишь к девяти утра.
При дневном свете мне стало видно, что карта слишком плохо сохранилась - белый носовой платок был в разводах. Явно виднелась лишь полоска реки,
которая длинной полосой пролегала через всю карту. Витька даже показал два пятна на платке, что с трудом, но возможно было приписать двум
огромным дубам на излучине. Далее был грубо нарисован то ли крест, то ли запятая...
Было решено пройти вниз по реке обозначенной на карте. Поискать ориентиров. На древнем клочке материи было много ещё знаков, не поддающихся
даже хитроумному Витьке.
Овечкин, естественно, тащил лопату и припасы, я шёл налегке, Витька командовал нашим отрядцем. Он поминутно подносил карту к самому носу и
подслеповато вглядывался в маршрут...
А вдруг действительно попёрло, думал я....
ЧТО Я НЕ УВИДЕЛ И НЕ УЗНАЛ...
Евсей перебросил вожжи в левую руку и махнул следовавшим за ним гружённым повозкам.
-- Стооооой! - пронеслось над лесом.
Люди соскакивали с лошадей на землю, разминали руки-ноги, проверяли, туго ли привязан груз. За день они прошли едва ли более сорока вёрст.
Расстояние аховое, да и то далось с трудом - местность не позволяла.
Скок-Босяцкий, тучный мужчина с нечёсаной бородой, оглянулся на подъехавшего к нему бывшего жандармского унтера, начальника купленного конвоя.
-- А что, Василь Емельяныч, как думаешь, красные далеко ещё? - обратился к нему купец, оттирая лоб, - успеем до холодов-то?
-- Дык, на всё воля божья, - вздохнул тот, - должны успеть. Красные далече... уже третий день стрельбы не слышно.
Скок-Босяцкий спешился, кинул поводья мальчишке, что состоял при нём в услужении, и пошёл проверить самую главную поклажу. Кожаные, не
пропускающие влаги, увесистые мешки уютно лежали во второй с головы телеге. Отлично!
Всё крепко.
Мрачные мужики разводили костры, бабы готовили скудный ужин. Обоз устраивался на ночлег.
Наступила ночь.
А ночью беззащитные люди стали лёгкой добычей летучего взвода комиссара Филькенгрубера. Чернявый худенький демон в очках велосипедах обвалился
на несущих вахту сторожей и обезвредил их прежде, чем те успели понять, что собственно с ними произошло.
Дело было кончено. Прирезать спящих, включая детей и женщин, было легко и просто. Последним погиб сам Скок-Босяцкий. Он даже успел несколько
раз выстрелить из своего браунинга и убить одну советскую лошадь.
Ранним утром комиссар Филькенгрубер, практически не понеся никаких потерь личного состава, уже был на пути к железнодорожному разъезду. Он
любовно поглядывал на драгоценные мешки - достояние молодой советской республики. О детях и женщинах, убитых несколько часов назад, комиссар не
вспоминал.
К его несчастью, революционер-идеалист не догадывался, что его бойцы не были романтиками, верящими в светлое будущее.
-- А ну стой, - вдруг скомандовал Филькенгрубер. Взвод встал. Комиссар, мучавшийся животом ещё с утра, спешился и хотел было расположиться
поблизости, но как назло вокруг было одно редколесье, а комиссар в этом был очень щепетилен.
Тут он заметил пещерку, грот, образованный нависающим огромным валуном, и шагнул туда. Лучи восходящего солнца освещали крошечную сухую
комнатку, словно специально оставленную природой для комиссаровых целей.
Один из красноармейцев тихонько соскочил со своей каурой лошади и подкрался ко входу в нишу, где скрылся командир, и взвёл курок своего нагана.
Филькенгрубер приспустил форменные галифе и сел на корточки. Тугая струя нечистот ударила в пол и обрызгала ему каблуки сапог. Комиссар
застонал от невыносимой рези в животе. По тесной пещерке расползлось зловоние.
Филькенгрубер похлопал себя по карманам и понял, что второпях не подумал о куске бумаги. Тогда он вытащил белый носовой платок и подтёрся им.
На белой материи остались причудливые разводы комиссарова кала.
Это было последнее, что он увидел в своей жизни...


Без косметики или Невеста Христова



Я впервые увидел её без косметики, и обалдел. Так не бывает.
Вопрос: “Зачем?” “Зачем она это делала с собой до этого?…”
Вопрос, как гвоздём вбили в голову. Я слегка поёжился и улыбнулся ей в ответ. От неё исходило тепло. Она выгуливала собаку. Предложила
подняться к ней на чай. Я кивнул головой. Мной овладело странное чувство, я подумал: Слава Богу секса у нас не будет. Мне не хочется этого и ей
наверное тоже … просто я поднимусь к ней пить чай.
Джек Рассел Терьер бежал впереди нас вверх по лестнице, а я всё смотрел на неё, на правильные черты лица, на бледные губы, на глаза, в конце
концов, просто на глаза, обычные не обозначенные не чем глаза на родном лице.
Мы зашли в квартиру. Я помнил это место.
Когда-то года два назад я тут был на безумном фрик-пати: размалеванные девицы с сумасшедшим макияжем, в рваных чулках, каких-то безумных
корсетах, абсент, танцы на столах, стробоскоп, мишура по полу, сиськи – их было много, на них писали что-то фломастерами. Я помню, думал про
соседей, но мне сказали они уже привыкли. Девочка блюющая в раковину в ванной. Кто-то занимался сексом прямо на полу, и танцующие наступали на
них. Под конец помню я сидел совершенно обалдевший на кухне и травил байки каким-то чувакам, которые кажется, вообще ничего не понимали.
Кошмарная девка плакала на подоконнике. Яркость сложилась кадрами, я потом смотрел в контакте фотографии с этого безумства их было около 60
штук, яркий карнавал совпадал с картинками из моей памяти, и ничего из того что не было на этих фотках я не помнил. Вот так вот просто.
У меня не было неприязни к этим молодым людям и девушкам, я не видел, различая между ними и скажем пэтэушниками в спортивных трико, которые по
своему выстраивают эстетическую картинку общих попоек. Для меня совершенно очевидным было наличия и там, и там и ещё много где своего Кода.
Этот Код, каждый из участников социума нёс в себе, бережно хранил, подчёркивал одеждой, сленгом, увлечениями. Жизненные ценности – отдых,
достижения, поиск любви, прозябание в удовольствиях, самолюбование, пижонство - совпадали и там и там и в более гламурных и в ещё глубже
андеграундных тусовках. Различие было только в Коде, потому Код так и оберегался, шутками и подколками на тему иных социальных групп, в которых
читалось только одно единственное: Мы не такие, конечно же мы лучше! Хотя повторюсь никаких различий кроме совсем уж видимых – не было. По
крайней мере, для меня, человека равно удаленного от всех этих тейпов.
Итак, её звали Маша и когда-то она была королевой всех этих ню-рейверских дискотек, развратная и яркая как цветовая палитра. Я встретил её во
дворе на Черкасова, бесцельно гулял в выходной ,сочиняя в голове какие-то очередные фантасмагории. Я не сразу её узнал без косметики, в обычной
одежде, с симпатичной собачкой на поводке. Она улыбалась мне, и я улыбался ей, обалдевший от её вида.
Мы сидели на её кухне и она готовила мне чай. Раньше здесь всё было какое-то разноцветное, какие-то коллажи из журналов, принты на всю стену,
граффити. Теперь только несколько рисунков осталось, белые стены, аскетизм, простота.
- Здорово всё изменилось! Как и ты!
- Говорю же, так лучше!
- Ну конечно лучше, уж я то не сомневаюсь, просто … я тебе уже сказал, ты просто потрясающе выглядишь без косметики, я в небольшом шоке, ты же
видишь, давай рассказывай что произошло.
За окном был пасмурный, серый день. Накрапывал дождик. Она налила из заварного чайника мне в чашку, предложила печенья. И начала рассказывать.
У Грифель отчаянно ехала крыша. С похмелья он просыпался и уходил на кухню записывать чужое творчество, которое когда-то услышал. Он на полном
серьезе считал, что написал это сам. В начале все думали, что это он так прикалывается, когда он приходил и начинал зачитывать старые тексты из
Мумий Тролля или какие-то репаки начала 2000-ных и спрашивал: Ну как? Все ржали, а он недоуменно смотрел. Ему говорили , что это написали до
него, а он искренне недоумевал как так? Грифель с Андрюхой играли в группе свою 8-битную музыку с выкриками из старых пупсовых текстов, или
рока 90-х, или рекламных слоганов, в общем, под незатейливый бит и синтезаторы в ход шёл весь тот мусор, который так дорог поколению 20-летних.
Андрюха увлекался сатанизмом, наделал себе инфернальных татуировок и когда Грифель сошёл с ума, когда он начал бросаться с кулаками на тех кто
говорил, что “Владивосток-2000” не его текст, когда все уже откровенно потешались над ним, Андрюха кинул его, распустил группу и ушёл делать
какие-то жуткие электронные вещи на основе грейн-кора
Грифель был Машкиным парнем. Тусовка не просыхала. Машка говорит, что в какой-то момент панк стал настолько зашкаливать, что все эти холеные
пижоны-хипстеры, в сущности, перестали чем-то отличаться от бомжей. Таня, лучшая Машкина подружка, говорила о том, что надо испробовать все
пороки, пока молодой, обычная песня, жить на всю катушку ради удовольствия. Блядство приобрело просто чудовищные размеры. В этом блядстве было
смешно слушать сплетни, одни шлюхи жаловались на других, делали круглые глаза, говорили о том, кто совсем опустился, хотя сами только что
выбрались из говна, и всё ещё воняли.
Чем дальше дело уходило в грязь, тем больше цеплялись люди за внешние атрибуты. Девочки сами себе шили шмотки или покупали за большие деньги в
магазинах для своих, какие-то безумные платья. Днём все постоянно устраивали фотосессии. Это было вершиной творческой активности. Ездили на
заброшенные заводы, забирались на крыши, и там фоткались, фоткались, фоткались…Придумывали разные сюжеты, выискивали образы, раздевались,
демонстрировали татуировки, вечером сливали всё на комп, обрабатывали в фотошопе, вываливали в контакт, нажирались, шли на концерты, жизнь была
насыщена, и даже Грифель с его всамделешним помешательством был просто ярким пятном в этом пёстром коллаже,
В Мае Грифель упал с крыши. Было неясно самоубийство это или несчастный случай.
Маша заплакала. Чистые слезы потекли по её щекам и я положил ей руку на плечо, и тяжело выдохнул, выражая сочувствие…
- Ничего не осталось от человека – неожиданно серьезно сказала она, успокоившись – ничего… Удивительно, через две недели о нём и не вспоминали,
хотя он был модным персонажем, рок-звездой можно сказать. Как будто это было логично! Его смерть, как будто она была закономерностью! Тусовки
продолжались. В его честь даже устроили какое-то гавно, где все как всегда нажрались … даже Андрюхе было пофиг, он всё говорил что Грифель
горит в Аду…
Мне почему то не хотелось продолжать этот разговор. Комом Маша вывалила на меня все свои чувства от прежней жизни, и я ощутил какую-то ужасную
тяжесть от её рассказа на душе.
Чтобы прогнать эту тяжесть, я почему-то представил Машу монахиней, с этими её удивительно красивыми глазами, христовой невестой, где-то на краю
земли, грустную и просветленную …
Мне не надо было больше выяснять причин её отречения от тусовки, не надо было вдаваться в детали преображения, я понял, что совершенно зря
спросил её о всём этом, потому что наверное мне надо было просто наслаждаться её красотой.
Я помнил, что в прошлой жизни, она часто придумывала оправдания своему существованию типа участия в перформансах в защиту животных или что-то
вроде этого. На самом деле все эти акции были такой же ярмаркой тщеславия, как дискотека фриков или модная фотосессия.
Маша что-то рассказывала о себе новой, но я думал совсем о другом.
Я сидел на кухне, где сидел когда-то утром на жутком балу, сидел теперь абсолютно трезвый, и чувствовал дежа-вю. Ощущения совпали. У меня было
какое-то тихое умиротворение и счастье. Только тогда для этого состояния нужна была вечеринка, веселье, голые девушки, мишура, танцы на столе,
алкоголь. А теперь для точно таково же состояния, только правдивого, не иллюзорного, нужен был только пасмурный день, и не накрашенная,
трогательная изменившаяся девушка рядом, чистота и преодоление боли, осознание своей неправоты в прошлом и продолжение движение. Продолжение
жизни.
Два состояния совпали, только там, на тусовке, я не мог взвесить это счастье подержать в руках, а сейчас мог. Я наслаждался моментом и улыбался
накрапывающему дождику.
Я дослушал машин рассказ до конца, выразил ей ещё раз свой восторг по поводу её нового образа, чем немного смутил её. Я сказал, что она на
правильном пути, и наверное всё хорошо что так получилось, пригласил её к нам домой, сказал что мы с моей девушкой вкусно накормим её ,а потом
поедем за город и устроим нормальный пикник на даче.
Мы обнялись, и я пошёл одеваться в коридор. Уже темнело.
В маршрутке играла песня Михаила Круга “Тишина”: “ Тишина, наши свечи зажжены вновь, как приятно и мило без лишних слов, хоть печально, но эта
печаль красива…”
Тот самый Круг, от которого так ворочает нос продвинутая молодёжь и которого так любят гопники. Песня очень ложилась на моё ……………
В пустой маршрутке я смотрел в окно, мелькала моя любимая Гражданка, светофоры отражались на мокром асфальте яркими пятнами.
Хотелось их выключить.


Из жизни медиков



У больных с черепно- мозговой травмой часто бывают психозы. Дело обычное: пьёт себе человек день, два, неделю, месяц и от слабости падает на
голову. Тащат его к нейротравматологу, начинают лечить: постельный режим, берегут от сквозняков, дают полезные лекарства с недоказанным
действием и с просроченным сроком годности. Водки категорически не дают. От всего этого больной и выдаёт психоз.
Давно заметили, а потом прочитали в умных книжках следующее.
Начинающих психовать нужно держать под наблюдением, вводить седативные и прочее, но, сколько возможно долго – не фиксировать. Пусть себе ходит
везде, лепечет чушь, предлагает всем чрезвычайные сексуальные утехи. Пусть! У этих супчиков в связи с интоксикацией развивается несвойственное
россиянам свободолюбие: стоит привязать, поставить капельницу, установить мочевой катетер, словом - ограничить свободу передвижения - тут же
развивается психоз во всей красе! Крик, мат, членовредительство себе и окружающим.
Один псих – напрягает всё отделение. Два психа - парализуют его деятельность. Остановить, хотя бы на время такой вариант, может вовремя данный
per os алкоголь. Раньше иногда капали раствор спирта в вену. Очень помогало, но сейчас – запретили.
Вот к такому буяну меня и вызвали.
Мужика уже привязали (О! Это такое искусство – правильно привязать!), мужик орет, бьётся на вязках «как ведьмак на шабаше», в моче – по уши.
Всё что возможно – ему уже ввели – без эффекта. Самые «запердельные» дозы седативных в этой фазе – не действуют. Беда, что почти все они в это
время, гордо отказываются от алкоголя!
Отвязал мужика. Говорю:
- Выпить хочешь?
Больной: - А у тебя есть?
Я: - Так сбегаю! Хочешь?
Б. (очень неохотно) Ну давай.
В продцедурке сестра смешала спирт с глюкозой, микстурой Попова (там есть барбитураты). Несу стакан этого пойла в палату. Даю больному. Он
понюхал:
- Это что за бормотуха?
- Десертное. - говорю. - За 32 40.
Б: Нет такого вина! (Пытается отдать мне стакан). Где брал?
Я: Да в «Юбилейном», на углу. Завезли недавно.
Б: - А ты? Я один пить не буду!
Налил в стакан воды. Прихожу.
Б: У тебя спирт, или водяра? А то у меня закуски нет.
Сосед по палате, в один миг разрезал помидор, посолил, подал нам.
И вот картина: сидит небритый безумный мужик на зассаной койке, на руках болтаются вязки, в одной руке стакан, в другой – красный помидор.
Напротив сижу я в таком же виде, но без вязок.
Я говорю тост и предлагаю чокнутся…
И тут в палату входит жена больного!
Потом долго её успокаивали, уговаривали не кричать, давали ту же микстуру Попова, объясняли суть лечебного процесса. А то хотела идти куда то
жаловаться на врача, спаивающего её больного мужа.


Новости партнёров
А что вы думаете об этом?
Фото Видео Демотиватор Мем ЛОЛ Twitter Instagram Аудио
Отправить комментарий в Вконтакте
This site is protected by reCAPTCHA and the Google Privacy Policy and Terms of Service apply.
9  комментариев
Лучший комментарий
Скрыть
76
YaaaRik 15 лет назад
:39::26
Показать ещё

На что жалуетесь?