1314
1
Дорогие друзья!
Я решил попробовать начать новый проект на Фишках: публиковать в посте минимальные отрывки из книг. Из любых книг любые отрывки на любую тему: смешные и грустные, развлекательные и поучительные.
Сам я начал читать очень рано: в пять лет.
Многие, очень хорошие книги я прочитал благодаря именно таким, коротким выдержкам, рассказанным мне родителями и друзьями.
Таким образом цель поста (постов, если идея пойдёт) - сподвигнуть как можно большее число людей читать.
Когда мы были самой читающей на свете страной - мы были сильные и добрые!
Итак сегодня, для затравочки невероятно смешная и поучительная книжка американского писателя Гарри Гаррисона ( http://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%E0%F0%F0%E8_%C3%E0%F0%F0%E8%F1%EE%ED ) "Билл - Герой Галактики"
Я решил попробовать начать новый проект на Фишках: публиковать в посте минимальные отрывки из книг. Из любых книг любые отрывки на любую тему: смешные и грустные, развлекательные и поучительные.
Сам я начал читать очень рано: в пять лет.
Многие, очень хорошие книги я прочитал благодаря именно таким, коротким выдержкам, рассказанным мне родителями и друзьями.
Таким образом цель поста (постов, если идея пойдёт) - сподвигнуть как можно большее число людей читать.
Когда мы были самой читающей на свете страной - мы были сильные и добрые!
Итак сегодня, для затравочки невероятно смешная и поучительная книжка американского писателя Гарри Гаррисона ( http://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%E0%F0%F0%E8_%C3%E0%F0%F0%E8%F1%EE%ED ) "Билл - Герой Галактики"
Литвак и старик уже спали на подстилках из смятой бумаги, когда к Биллу подсел Шмутциг.
- Это ты нашел мое удостоверение? - спросил он громким шепотом, и Билл понял, что перед ним сумасшедший.
Огонь бросал яркие блики на треснувшие стекла очков Шмутцига в дорогой серебряной оправе. На шее безумца, наполовину скрытые нечесаной бородой, шуршали остатки крахмального воротничка и висели обрывки некогда красивого галстука.
- Нет, не видал я твоего удостоверения, - ответил Билл. - Я и своего-то не видал с тех пор, как сержант первого ранга забрал его и позабыл вернуть. - Билла снова охватила жалость к себе, мерзкие сардельки свинцовой тяжестью давили на желудок. Шмутциг, весь во власти своей идеи фикс, не обратил внимания на его ответ.
- Видишь ли, я ведь очень важное лицо. Шмутциг фон Дрек - человек, с которым следует считаться, и они очень скоро это поймут. Они думают, что им все сойдет с рук, но не тут-то было. Ошибка, говорят они, самая обыкновенная ошибка: магнитная лента порвалась, а когда её склеивали, то крошечный - совсем крошечный - кусочек отрезали, и именно на этом кусочке были записаны все мои данные, но я-то впервые узнал об этом, когда в конце месяца не пришла моя зарплата, и я пошел, чтобы справиться, в чем дело, а они заявили, будто никогда не слышали обо мне. Но это невозможно: фон Дрек - старинное и славное имя, я служил эшелонным менеджером уже в двадцать два года, у меня было триста пятьдесят шесть подчиненных в отделе бумажных скрепок 89-го филиала конторского обеспечения. Поэтому им не следовало делать вид, будто они меня знать не знают, пусть даже я позабыл свое удостоверение дома в другом кармане, и уж никак не следовало в мое отсутствие выбрасывать из квартиры все имущество под предлогом, что она была сдана несуществующей личности. Я бы доказал, кто я такой, будь при мне удостоверение... Ты не видал моего удостоверения?
- Это ты нашел мое удостоверение? - спросил он громким шепотом, и Билл понял, что перед ним сумасшедший.
Огонь бросал яркие блики на треснувшие стекла очков Шмутцига в дорогой серебряной оправе. На шее безумца, наполовину скрытые нечесаной бородой, шуршали остатки крахмального воротничка и висели обрывки некогда красивого галстука.
- Нет, не видал я твоего удостоверения, - ответил Билл. - Я и своего-то не видал с тех пор, как сержант первого ранга забрал его и позабыл вернуть. - Билла снова охватила жалость к себе, мерзкие сардельки свинцовой тяжестью давили на желудок. Шмутциг, весь во власти своей идеи фикс, не обратил внимания на его ответ.
- Видишь ли, я ведь очень важное лицо. Шмутциг фон Дрек - человек, с которым следует считаться, и они очень скоро это поймут. Они думают, что им все сойдет с рук, но не тут-то было. Ошибка, говорят они, самая обыкновенная ошибка: магнитная лента порвалась, а когда её склеивали, то крошечный - совсем крошечный - кусочек отрезали, и именно на этом кусочке были записаны все мои данные, но я-то впервые узнал об этом, когда в конце месяца не пришла моя зарплата, и я пошел, чтобы справиться, в чем дело, а они заявили, будто никогда не слышали обо мне. Но это невозможно: фон Дрек - старинное и славное имя, я служил эшелонным менеджером уже в двадцать два года, у меня было триста пятьдесят шесть подчиненных в отделе бумажных скрепок 89-го филиала конторского обеспечения. Поэтому им не следовало делать вид, будто они меня знать не знают, пусть даже я позабыл свое удостоверение дома в другом кармане, и уж никак не следовало в мое отсутствие выбрасывать из квартиры все имущество под предлогом, что она была сдана несуществующей личности. Я бы доказал, кто я такой, будь при мне удостоверение... Ты не видал моего удостоверения?
Ссылки по теме:
- Самокритика она такая
- О пользе чтения. 10 причин регулярно читать
- Будущее, в которое мы идём.
- Любимые книги знаменитых личностей
- Топ-10 книг, которые можно прочитать за один присест
Новости партнёров
реклама
Лора шла по улице неверными шагами, вся в слезах. Как слепая, шатаясь,
взбежала на крыльцо.
- Мама, папа... на Земле война! - Она громко всхлипнула. - Только что
был радиосигнал. На Нью-Йорк упали атомные бомбы! Все межпланетные ракеты
взорвались. На Марс никогда больше не прилетят ракеты, никогда!
- Ох, Гарри! - миссис Битеринг пошатнулась и ухватилась за мужа и дочь.
- Это верно, Лора? - тихо спросил Битеринг.
Девушка заплакала в голос:
- Мы пропадем на Марсе, никогда нам отсюда не выбраться!
И долго никто не говорил ни слова, только шумел предвечерний ветер.
Одни, думал Битеринг. Нас тут всего-то жалкая тысяча. И нет возврата.
Нет возврата. Нет. Его бросило в жар от страха, он обливался потом, лоб,
ладони, все тело стало влажное. Ему хотелось ударить Лору, закричать:
"Неправда, ты лжешь! Ракеты вернутся!" Но он обнял дочь, погладил по
голове и сказал:
- Когда-нибудь ракеты все-таки прорвутся к нам.
- Что ж теперь будет, отец?
- Будем делать свое дело. Возделывать поля, растить детей. Ждать. Жизнь
должна идти своим чередом, а там война кончится и опять прилетят ракеты.
На крыльцо поднялись Дэн и Дэвид.
- Мальчики, - начал отец, глядя поверх их голов, - мне надо вам кое-что
сказать.
- Мы уже знаем, - сказали сыновья...
Рэй Брэдбери. Были они смуглые и золотоглазые
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух... там Русью пахнет!
И там я был, и мёд я пил;
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.
В центре квадратного подноса находилось нечто похожее на шар размером с голову. Белесую оболочку украшали неравномерные волдыри и прожилки.
— Это монопельмень. На десятый раз у меня получилось что-то съедобное, — невозмутимо пояснил Илья, кивнув в сторону трофейного синтезатора из королевства Мартихора. — Пока ты занимался изучением своей мути, я тренировался с этим агрегатом.
Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:
-Товарищ Жюков, вас еще не убили?
-Нет, товарищ Сталин.
-Тогда дайте закурить.
http://www.1942.ru/book/glants/igels.htmhttp://www.1942.ru/book/glants/igels.htm
О.Дивов "Параноик Никанор"
Стоишь в маленьком белесом просвете, остро чувствуя непокрытой головой редкие холодные капли, а вокруг идет дождь.
Крадется вдоль горизонта на серых полосатых лапках-струях. Одну отдернет, вторую протянет. Играет с городом. Не задерживается на одном месте больше пяти минут. Но и не уходит. Это живой дождь. Почему?
Остановись под цветущим каштаном, вдалеке от трассы, взрывающей лужи тугими колесами. Прислушайся. Может, поймешь.
Если остановился – наверняка поймешь. Ведь самое главное – остановиться. Застыть во времени. Почувствовать дождь всем телом. Раствориться в нем. Не жгучей известкой оплывших стен, но теплом отданного дыхания. Вдох-выдох. Замерли. Слушаем.
Бывают дожди затяжные, ленивые и скучные, как генеральная уборка. И не хочется, но надо. Кому-то надо. Везде должен быть порядок. Хотя бы иногда.
Бывают дожди грозовые, мрачные, раскатистые. Кипень бранного поля, вороные кони с кучевыми гривами. Огненные копья и гулкие щиты. Капли замерзшей крови на побитых цветах. Люди говорят – град. Они тоже правы. У вещей много имен. Всех не знает никто. Даже мы. Тем более, когда речь идет о дожде. Этот – живой. Прислушайся. Птицы поют. Они знают. Они не будут петь для простого дождя. А люди уже забыли. Для них это просто дождь.
Спешат с работы, у зонтика отлетела спица, в туфлях хлюпает вода, ах, проклятый дождь, как не вовремя, как некстати. Торопятся жить. Но не умеют. Это и в самом деле сложно, не спорим. Проще обругать дождь.
А дождю интересно. Вот и не уходит. Забавляется. Налетает, чернит каплями светло-серый пиджак, с пулеметным треском вспенивает мутные лужи. Пугает. Стра-а-ашно.
А дождю смешно. Нам тоже. Люди бегут мимо, прячась под зонтами и пустыми пакетами. Жарко дышат во влажной толчее автобусов. Успели. Спрятались. Уф-ф-ф… От кого? Пусть думают, что от дождя. Так проще.
Они слушают его, но не слышат. Зачем? Это же обыкновенный дождь. Вода, капающая с неба. Просветлевший салат на грядке и мокрая трава под ногами. Покоробленные ботинки, расплывшийся макияж, сохнущий в прихожей зонтик. Они смотрят сквозь него, но не видят. Ну да ладно. Они всего лишь люди. Что с них возьмешь? В конце концов, дождь идет не для них. Для нас. Кто мы? Спроси у дождя.
Ольга Громыко "Дождь"
Он выбрался из саркофага, занемевший, озябший. И тут увидел
ее. Она лежала на спине рядом с гробницей, нагая, без чувств.
Она не была красивой. Худенькая, с маленькими остренькими
грудками, грязная. Светло-рыжие волосы укрывали ее почти до
пояса. Поставив каганец на плиту, он опустился рядом с девочкой
на колени, наклонился. Губы у нее были белые, на скуле большой
кровоподтек от его удара. Геральт снял перчатку, отложил меч,
бесцеремонно поднял ей пальцем верхнюю губу. Зубы были
нормальные. Он хотел взять ее за руку, погруженную в спутанные
волосы. И тут, не успев нащупать кисть, увидел раскрытые глаза.
Слишком поздно.
Она рванула его когтями по шее, кровь хлестнула ей на лицо.
Она взвыла, другой рукой целясь ему в глаза. Он повалился на
нее, схватил за запястья, пригвоздил к полу. Она щелкнула
зубами - уже короткими - перед его лицом. Геральт ударил ее
лбом в лицо, прижал сильнее. У нее уже не было прежних сил, она
только извивалась под ним, выла, выплевывала кровь - его кровь,
- заливавшую ей рот. Нельзя было терять ни минуты. Геральт
выругался и сильно укусил ее в шею под самым ухом, впился
зубами и стискивал их до тех пор, пока нечеловеческий вой не
перешел в тихий, отчаянный крик, а потом во всхлипывания - плач
страдающей четырнадцатилетней девочки.
Анджей Сапковский "Ведьмак"
Конь плелся дорожной рысцой, весь покрылся инеем. Ветви задевали дугу, сыпали снежной пылью. Прильнув к стволам, на проезжего глядели пушистохвостые белки, – гибель в лесах была этой белки. Иван Артемич лежал в санях и думал, – мужику одно только и оставалось: думать…
«Ну, ладно… Того подай, этого подай… Тому заплати, этому заплати… Но – прорва, – эдакое государство! – разве ее напитаешь? От работы не бегаем, терпим. А в Москве бояре в золотых возках стали ездить. Подай ему и на возок, сытому дьяволу. Ну, ладно… Ты заставь, бери, что тебе надо, но не озорничай… А это, ребята, две шкуры драть – озорство. Государевых людей ныне развелось – плюнь, и там дьяк, али подьячий, али целовальник сидит, пишет… А мужик один… Ох, ребята, лучше я убегу, зверь меня в лесу заломает, смерть скорее, чем это озорство… Так вы долго на нас не прокормитесь…»
Ивашка Бровкин думал, может быть, так, а может, и не так. Из леса на дорогу выехал, стоя в санях на коленках, Цыган (по прозвищу), волковский же крестьянин, черный, с проседью, мужик. Лет пятнадцать он был в бегах, шатался меж двор. Но вышел указ: вернуть помещикам всех беглых без срока давности. Цыгана взяли под Воронежем, где он крестьянствовал, и вернули Волкову-старшему. Он опять было навострил лапти, – поймали, и велено было Цыгана бить кнутом без пощады и держать в тюрьме, – на усадьбе же у Волкова, – а как кожа подживет, вынув, в другой ряд бить его кнутом же без пощады и опять кинуть в тюрьму, чтобы ему, плуту, вору, впредь бегать было неповадно. Цыган только тем и выручился, что его отписали на Васильеву дачу.
Сердце колотилось в бешеном темпе. Во рту был песок. Он сыпался на лицо откуда-то
сверху, наверное со спины маниса. Роди резко сел, отряхнулся, сплюнул, хотел
прокашляться и вдруг почувствовал, как его головы коснулась ткань тента, будто кто-то
надавил сверху. Огромным усилием он подавил приступ кашля. Зажал рот рукой, несколько
раз вздрогнул, судорожно сглатывая, убрал раздражающие горло песчинки и сумел-таки
сдержаться.
Прислушался. Тишина. Значит, буря стихла. Сколько он проспал? Уже настало утро
или снаружи ночь — царство мутафагов?
Над головой явственно захрустел песок, ткань продавилась. Потом снова, но уже в
другом месте. Роди не видел, но чувствовал это: по засыпанному песком тенту кто-то ходил.
Страх ледяной колючкой поселился в животе. Роди нашарил самострел, проверил заряд и
медленно, без щелчка, взвел курок.
Главное — не обнаружить себя, не выдать. Потому что вряд ли снаружи люди.
Сразу вспомнился сон, и лоб мгновенно покрылся испариной. Мертвые мутанты ищут
его! Роди в испуге вжался в бок маниса. Воображение рисовало сцены одну ужаснее другой.
Казалось, вот-вот острые когти рассекут ткань тента и посиневшие окровавленные руки
схватят, выволокут наружу, начнут рвать на части… А вдруг мертвецы уже здесь, просто
Роди их не видит? Прокопали лаз в песке, им-то дышать не надо…
Возможно, из-за полнейшей темноты или от близкой опасности все чувства
обострились: он слышал, как скрипят песчинки под ногами — лапами? — мог определить,
где именно продавливается ткань тента. Он удивлялся только, почему манис так спокоен. Но
это и к лучшему, что ящер не двигается — ведь если его чуткие ноздри ничего не уловили,
значит, песок не позволит и запаху из-под тента пробиться наружу.
Потоптавшись еще немного над головой, некто прошелся по хребту маниса и спустился
с другой стороны. С замиранием сердца Роди ждал, что будет дальше. Но время шло, а
ничего не происходило. Он с облегчением выдохнул. И в этот момент услышал
приглушенный вой пустынного волка. Манис зашипел и дернулся, едва не порвав веревки,
крепившие тент к якорным штырям. Роди быстро пробрался к голове ящера, нащупал и
закрыл ему ладонями ушные отверстия. Наверху заскрипел песок.
Обливаясь по том, Роди затаил дыхание и снова обратился в слух.
Теперь, когда стало ясно, что над ними мутафаги, а не ожившие мертвецы из его
кошмара, он немного успокоился. Пустынные волки опасны, зато ничего сверхестественного
в них нет. Надо только дождаться, когда они уйдут.
Манис успокоился, но Роди не убирал рук от его головы. И не напрасно. Вой раздался
снова, уже гораздо ближе. Ящер даже не встрепенулся. Волки ходили по песку — вероятно,
все же чувствовали запах добычи, но такой слабый, что не могли сообразить, откуда он
доносится.
Если начнут копать — конец. От стаи пустынников не отбиться одним самострелом, а
манис слишком стар, чтобы убежать и унести на себе всадника.
Но мутафаги побродили вокруг еще немного и вскоре умчались, продолжив ночную
охоту. Вой их вожака с каждым разом становился все тише и дальше. Прошло еще немало
времени, прежде чем Роди решился убрать руки от ушей маниса. Плечи уже затекли, а он все
держал ладони прижатыми, опасаясь, что волки могут быть поблизости и ящер начнет
взбрыкивать, услышав хищников.
Когда наконец Роди откинулся на спину, рук он почти не чувствовал. Потом появилось
неприятное покалывание. Но это все мелочи. Главное, что мутафаги убрались. И повезло
еще, что были волки, а не кто-то покрупнее. Их широкие перепончатые лапы не давали
проваливаться в песок, в отличие от того же песчаного краба, из панцирей которого делали
доспехи. Шесть похожих на пики суставчатых ног наверняка проткнули бы тент, а заодно и
человека, спрятавшегося под ним.
- Вдовец. – ответил старик. – Уже года два как.
- Уфф.- с облегчением вздохнула рыбка. – Полная медицинская страховка, пенсии штукарь и постоянный клев на удочку?
- Хорошо бы. – почесал затылок старик, но тут же спохватился – А почему вы решили, что старому человеку для счастья надо так мало? Я жизнь отжил и все? Ничего мне не надо? Радостей всего-то – денег на лекарства и рыбку половить?
- А чего тебе еще, старче? — съехидничала рыбка – Группу поддержки бразильской сборной по баскетболу? 20 мулаточек?
- А хоть бы и так! – кипятился старик – Хочу двадцать мулаток.
- Хыыы. И возвращения эрекции?
- Тьфу на тебя! Такие слова старому человеку! А теперь доставай блокнот. Пиши. Хочу, значит вот чего. Пишешь? Всемирную известность! Всенепременно! И чтоб без подвохов там типа «Объявлен в розыск человек, выпустивший на свободу птичий грипп»! Чтоб хорошая известность!
- Пенсионер отверг сексуальные приставания Дженифер Лопез! – кивнула рыбка.
- Кого? – подозрительно переспросил старик — Какая лопасть?
- Самоочищающиеся от пробок уши – вписала в блокнот рыбка – Не обращай внимания! Скажи спасибо? что не «Еще один эпизод в деле Майкла Джексона.». Дальше чего?
- Хочу быть президентом Боливии! – выпалил старик.
- Ого как! – удивилась рыбка – Дженифер Лопез, наверное вычеркивать тогда? А зачем тебе Боливия?
- Я там не был никогда. Зеленые горы, 500 лет без войны. Шоколад вкусный. На могилку пастора Шлага схожу...
- Понятно. Швейцария подразумевалась. – кивнула рыбка – Вписываю еще знание географии и истории.
- А еще хочу, чтобы я такой выхожу на улицу, а все вокруг – «Уау!!Старче вышел!!» или нет.. Не так... «Старичищще вышел!!» и девчонки ко мне – тыгыдым, тыгыдым – бегом бегут. «Дайте автограф! Я так давно мечтаю о вашем автографе!!». И троллейбус останавливается, а водитель оттуда – «А ну-ка все вон отсюда! Старика подвезу куда надо! Забесплатно! Потому что заслужил он!»
- Русский язык в Швейцарии, троллейбусы там же... – не успевала записывать рыбка – Не части!
- Да, да! Чтоб никто не частил желаю! А еще чтобы – годков тридцать скинуть! И чтобы чернобров, черноглаз, черноус, черноног.. А нет. Черноног не надо.
- Лицо кавказской национальности – писала рыбка.
- И чтоб рост — не менее метр-восемьдесят. И бугрящиеся бицепсы по всему телу. И на плече пушечка такая! Как у Хищника со Шварцнеггером! И черный пояс по таеквондо! Голой ладонью по рельсу – Хрясь-пополам! И чтобы Биллгейц ежедневно ко мне на ковер – дневную выручку сдавать. А я ему по плечу – хлоп-хлоп-хлоп. И пальчиком пригрозил «Работай, шельмец! И не дай бог! Хоть копейку! Сразу вон отсюда!». А он улыбается, очечки протирает, от страха потеет и орет «Да ни в жисть!».
встретит еще одного рассвета. Но повсюду вокруг звезды были еще юны, а свет
утра еще только начинал брезжить. И в один прекрасный день Человек снова
двинется по тропе, которую он избрал." Артур Кларк, "Город и звёзды"
одно:
"Миниатюрные самострелы изобрел и запатентовал некий Гавриил, ремесленник из Вердэна. Рекламировал он их словами: «Защити себя сам. Вокруг тебя махровым цветом цветут бандитизм и насилие. Закон бессилен и неповоротлив. Защити себя сам! Не выходи из дома без карманного самострела марки „Гавриил“. Гавриил – твой защитник. Гавриил защитит тебя и твоих близких».
Распродавались мини-самострелы в рекордных количествах. Вскоре исключительно удобными при нападении «гавриилами» вооружились все бандиты".
другое:
"- Еще раз объяснить? Слушай меня внимательно. Наркотики - это химикаты, но, вслушайся в мои слова, химикаты - это не обязательно наркотики. Помнишь, что вышло с карбонатом кальция? За который ты заплатил какому-то паскуднику пять долларов?
- О да, меня тогда круто колбасило, - пробормотал господин Тюльпан.
- От карбоната кальция? - спросил господин Кноп. - Даже для тебя… Ну, то есть… Послушай, ты всосал своим носом столько мела, что твою голову теперь можно рубить и писать твоей шеей на классной доске!
«Да, для господина Тюльпана это всегда было большой проблемой», - размышлял господин Кноп, когда они спускались с крыши на мостовую. Дело было даже не в том, что у господина Тюльпана имелось пристрастие к наркотикам, а в том, что он страстно хотел, чтобы оно у него имелось. Тогда как на самом деле у него было пристрастие к глупости, которое овладевало всем его естеством, стоило ему увидеть, как что-то продается в маленьких пакетиках. Это приводило к тому, что господин Тюльпан искал блаженства в муке, соли, пекарном порошке и бутербродах с маринованной говядиной. Там, где улицы кишмя кишели людьми, старавшимися незаметно продать блям, скользь, сброс, «грусть», «дрянь», тридурь, сток, хрюк, хрюк винтом и штыб, господин Тюльпан безошибочно находил типа, который втюривал ему порошок карри по цене, как потом выяснялось, шестьсот долларов за фунт. Это было, ять, неловко.
В последнее время господин Тюльпан начал экспериментировать с ассортиментом рекреационных химикатов, щедро представленных на анк-морпоркском рынке и предназначенных для увеселения троллей (в случае с троллями господин Тюльпан имел сравнительно хороший шанс хоть кого-нибудь обдурить). Теоретически хрюк и «грязь» не должны были оказывать воздействие на человеческий мозг, за исключением, быть может, его полного растворения. Но господин Тюльпан упорно стоял на своем. Однажды он попробовал вернуться в реальность, и это ему очень не понравилось."
А если серьёзно, Дика, Шекли даёшь!
Там девчонка-программист случайно узнала важный правительственный секрет, и её жизнь превратили в говно парой кликов мышки: обнулили кредитные карточки, аннулировали права, в досье написали, что она проститутка и разыскивается за хранение наркотиков.
Что мешает вашим недоброжелателям дать денег, чтобы вашу машину оформили как угнанную? Вам придётся на каждом посту доказывать что-то полицейским, а они вас не отпустят.
Через немного лет, если у вас в голове будут неправильные мысли, могут написать, что вы застрелили пятьсот человек, и вас застрелят, едва узнав, полицейские.
Таки да, история Шмутцига ни разу не смешная.
Гаррисон очень классно пишет, прочитал его от корки до корки. Хотя Шекли мне ближе, но Гаррисон точно на втором месте в моем личном рейтинге зарубежных фантастов.